Тонкой, нежной натуре – Ширвиндту Шуре —

Пишу вновь про любовь.

Спасибо за лучший контракт в мире,

Служить мне теперь в Сатире.

В ней все – мощно и, я сказал бы, вожделенно. Создал же Господь. Зачем забрал? Алчный и ревнивый. Не дал возможности долюбоваться и – к себе. И я не успел навосторгаться Леночкой. Не предвидел – думал, успею. Когда оказывался рядом с ней, сразу хотелось смотреть, слушать, целовать и даже потрогать. К нам в театр ее привел Рома Виктюк – сыграть. Казалось бы, для чего ей? Нет, ей надо. Неуемная, дикого темперамента и азарта – все интересно. Три «особи», одна другой экстравагантнее, собрались на нашей сцене в спектакле «Реквием по Радамесу»: Аросева, Образцова, Васильева. Более жуткий винегрет трудно себе представить. Каждая репетиция начиналась с диких скандалов. Ко мне в кабинет прибегал Виктюк и орал: «Все! Больше не могу. Не справляюсь. Пойдем!» Мы шли в репетиционный зал, «предвкушая» битву. А там сидят наши три красавицы, пьют коньяк и влюбленно смотрят друг на друга.

Леночка, Леночка… Гордость оперной мировой сцены, тонкая, терпеливая, трепетная, гениально-музыкально-эрудированная, изящно-остроумная. В ее элегантной сумочке – огромная записная книжка с матерными анекдотами.

Подвиги преданных жен, типа идти за мужем в Сибирь (кстати, мало кто знает, что один из ведущих декабристов, сосланных в Тобольск, писал своему другу, узнав, что жена помышляет разделить с ним горькую участь ссылки: «Она мне хочет каторгу испортить»), должны быть скорректированы временем. Сегодня доля и долг долголетних жен – постараться стать великими вдовами.

Оля Окуджава, много лет бережно сохранявшая переделкинскую дачу как музей Булата, должна была прорваться к первому лицу страны на банкете в Кремле, чтобы сказать: «Отнимают дом-музей». И только после этого что-то сдвинулось.

Ушел Элик Рязанов – нависла угроза над киноклубом «Эльдар». Этот клуб – кровь, нервы, целеустремленность и преданность Эльдару Эммочки. Клуб сохранен.

Ирэн Федорова после трагической гибели Славы столько лет занимается только его памятью, создала клинику его имени. Зоя Богуславская открыла на Большой Ордынке культурный центр Андрея Вознесенского. Ниночка Светланова, вдова гениального дирижера, пианиста и композитора Евгения Светланова, что только ни делала, куда нас всех ни гоняла, чтобы появилась сначала памятная доска, а потом и улица Светланова.

Танечка Гердт своей энергией, своим мужеством и необыкновенным желанием добилась памятника Зямочке в Себеже, на его родине. Я был на открытии. Другого такого памятника я не видел – по настроению, по точности.

А Наина Ельцина? Волею гастрольной судьбы я был за две недели до открытия Ельцин-центра в Екатеринбурге. Там еще шли последние судорожные работы – успеть, успеть. На меня это произвело колоссальное впечатление. Я видел лица людей – подвижников, которые мечтали об этом мемориале. А сейчас какая чехарда вокруг Центра! Никита Михалков покатил на него бочку. Позже Андрон Кончаловский сказал в Екатеринбурге, что мы братья – но все-таки разные. Он вспомнил, как одного из китайских коммунистических руководителей спросили: «Как вы относитесь к Французской революции?» – и тот ответил: «Вы знаете, всего 200 лет прошло, слишком рано об этом говорить». Это очень точно. Никто и никогда не знает, что останется. Но те, кого я перечисляю, надеюсь, не забудутся, несмотря ни на что. И в этом заслуга замечательных дам.