— Возможно, в самом начале — да! И возможно, заболел уже в самом конце. Но прошло много лет! Очень, черт побери, долгих лет! Все эти годы покой я обретал только благодаря таблеткам. И покой был ужасным: я был Джеймсом, и я был Герхартом, и я был Эрихом, но я не болел.

Джеймс еще сильнее вцепился в Брайана, прервав его возражения.

— По большей части, — заключил он.

Они смотрели друг другу в глаза. Взгляд Джеймса наполнили гнев, неуверенность и грусть. Брайан почувствовал, что теперь всем весом опирается на сжимающие его руки. Приоткрыв рот, Джеймс дважды пытался произнести следующее предложение, и наконец оно прозвучало:

— И ты меня спрашиваешь, помню ли я про воздушный шар! И будешь дальше меня обо всем подряд спрашивать! События, про которые знаешь ты и другие люди, помнит лишь незначительная, крохотная, смехотворная часть меня! Как будто этими вопросами вы все пытаетесь заставить меня повернуться спиной к тем годам, когда я сидел и ждал!

— Почему ты так думаешь? Зачем нам это?

Брайан решительно смотрел на дрожащего человека, потом медленно поднял ладони и взял его за руки.

Джеймс зажмурился. Через какое-то время приподнял брови. По ним было видно, что он взбудоражен, хоть лицо стало спокойным. Он хохотнул:

— В конечном итоге все возвращается по кусочкам.

Джеймс прижал руки к телу. Брайан думал только о том, как удержать равновесие.

— В последние дни я представляю патрульных с собаками. Такого уже много лет не было. Вижу, как они пытаются нас догнать. Подходят все ближе и ближе. А еще вижу два поезда, которые идут навстречу друг другу во впадине. Один — на запад, второй — на восток. Как нам тогда казалось, наше спасение.

Брайан кивнул, изо всех сил пытаясь хоть чуть-чуть развернуться.

— А еще я думаю, может, не надо было нам в поезд запрыгивать.

— Не надо так думать, Джеймс. Какой смысл?

Джеймс наклонился к Брайану — его подбородок чуть ли не лег на плечо. За ними утес окутывал туман. Под ними с востока накатывали волны. Брайан слышал, как они зовут.

Возмущенно хлопая крыльями и недовольно вопя, взлетела морская птица. В ту же секунду Джеймс чуть разжал руки. На сильном ветру он весь дрожал.

Когда Джеймс вдруг расхохотался, Брайан автоматически дернул левой ногой назад. На промерзшей земле он начал скользить. Носок ботинка уперся в край утеса. Казалось, мысленно Джеймс был далеко. Взгляд отстраненный, а смех прервался так же внезапно, как и начался. Резкая перемена настроения казалась и безумной, и логичной.

Утих зов из глубины. Волны перестали его манить. Осторожно, словно вальсируя, Брайан перенес вес тела на правую ногу и обошел Джеймса — тот едва обратил на это внимание. Подобно слабой дымке, напряжение ушло.

У Джеймса опустились плечи. Он разжал руки.

На Брайана смотрело спокойное лицо.

— Хорошо, что мы на тот поезд запрыгнули, Джеймс, — сказал он. — Даже не думай.

Склонив голову набок, Брайан пытался поймать взгляд Джеймса.

— И хорошо, что мы выбрали именно этот поезд, а не другой, — спокойно добавил он.

Джеймс смотрел на небо, а бриз играл с его волосами. Раздувая ноздри, он глубоко дышал. Судя по закрытым глазам, он был совершенно спокоен.