— Ложитесь на мою кровать, — вежливо предложил ему хозяин, — а я лягу на полу, подстелив лошадиную шкуру.
— Нет, — ответил гость, — ни одна из ваших полочек не годится для того, чтобы Зеб Стумп мог спать на ней. Я предпочитаю землю. Мне лучше всего спится на земле, да и, кроме того, нет опасности свалиться.
— Если вам так нравится, ложитесь на полу; вот здесь будет лучше всего, я вам постелю шкуру.
— Молодой человек, пожалуйста, не беспокойтесь — не стоит напрасно тратить время. Такой малый, как я, не может спать ни на каком полу. Его постель — зеленая трава прерии.
— Неужели же вы собираетесь спать под открытым небом? — воскликнул изумленный мустангер, увидя, что гость с перекинутым через плечо одеялом направляется к выходу.
— Да, и ничего другого я не намерен делать.
— Но послушайте, ведь ночь холодна, вы продрогнете!
— Это пустяки. Пусть я немного продрогну, все же это лучше, чем задыхаться без воздуха под крышей.
— Вы шутите, мистер Стумп?
— Молодой человек! — горячо отозвался охотник. — Зеб Стумп за последние шесть лет ни разу еще не растянул своих старых костей под крышей. У меня когда-то было что-то вроде дома — в дупле старой смоковницы. Это было на Миссисипи, когда моя старуха была еще жива и я сохранял это жилище ради нее. После ее смерти я перебрался в Луизиану, а потом сюда. С тех пор синее небо Техаса и днем и ночью — моя единственная крыша.
— Если вы предпочитаете спать снаружи…
— Да, я предпочитаю, — коротко ответил охотник, переступая порог и направляясь на зеленую лужайку, расположенную между хижиной и речкой.
С ним было не только его старое одеяло — на руке у него была перекинута веревка шести-семи ярдов[22] длиной, сплетенная из конского волоса. Это был кусок кабриэсто, обычно употребляемого для того, чтобы привязывать лошадь на пастбище, но в данном случае кабриэсто служило для другой цели.
Внимательно осмотрев при свете луны лужайку, охотник раскинул на ней веревку кольцом.
Войдя внутрь этой своеобразной ограды и завернувшись в одеяло, Зеб Стумп спокойно улегся и через минуту уже спал.
Однако недолго ему пришлось отдыхать. Пара удивленных глаз следила за каждым движением охотника; это были глаза Фелима О'Нила.
— Святой Патрик, — шептал он, — что это значит? Для чего старик окружил себя веревкой?
Любопытство гальвейца сначала боролось с чувством вежливости, но потом первое взяло верх. Едва лишь раздался храп заснувшего охотника, как гальвеец прокрался к нему и стал его трясти, чтобы получить ответ на неразгаданный вопрос.
— Будь ты проклят, ирландский осел! — воскликнул Стумп с явным неудовольствием. — Я думал, что уже утро. Для чего я кладу вокруг себя веревку? Для чего же еще, как не для того, чтобы оградить себя от всякой нечисти!
— От какой нечисти, мистер Стумп? Вы хотите сказать — от змей?
— Ну конечно, от змей, чорт бы тебя побрал! Отправляйся спать.
Несмотря на резкий отпор, Фелим, довольный, вернулся в хижину.
— Змеи в Техасе надоедают хуже индейцев, — ворчал он, разговаривая сам с собой. — Ни одной ночи не могу заснуть спокойно с тех пор, как сюда попал. Вечно только и думаешь о них или видишь их во сне. Как жаль, что святой Патрик не посетил эту страну, прежде чем отправиться на тот свет.