— Ну что? — спросил Стариков без малейшего намека на желание покомандовать — он прекрасно понимал, что опыта у боцмана в обращении с тяжеловесными грузами больше.

— Вытянем! — сказал Луконин, однако не приближаясь к ящику.

— Вытянем, вытянем!.. — вдруг отходя от сгрудившихся около ящика рабочих, передразнивая, воскликнул синеглазый Федор. — Полдня танцуем вокруг него, а он ни с места… Типография, говорят, так надо вытягивать.

Был Федор все таким же упругим, с угловатыми плечами, лишь спина, как мне показалось, чуть горбилась после тяжелой работы.

Луконин покладисто спросил:

— Чего скажешь, Федя? Как с им управиться?

— А так и управиться, — с вызовом сказал парень, — ручками… От разговоров он вверх не пойдет. Давай, ребята, облепляй с трех сторон, подвинем к трапу…

Мы разом подошли к ящику и, уцепившись за выступавшие укосины, налегая плечами на доски, подчиняясь командам Федора, как-то неожиданно для себя проволокли его по елани.

— Так-то оно лучше… — сказал Федор. — Давай-ка еще раз…

И опять мы дружным усилием стронули ящик и подволокли его еще ближе к трапу.

— Пеньковый конец давай, — скомандовал Федор боцману. — Заведем за ящик, настелим доски на трап, должен пойти…

Луконин отправился на палубу за канатом. Меня поразило, что никто не пытается оспаривать распоряжений парня, ему подчинялись все, и даже Стариков и Кирющенко покорно выполняли его команды.

— Поберегись! — раздался сверху возглас Луконина, и к нашим ногам на елань трюма с глухим стуком упал тяжелый пеньковый крученый буксир в руку толщиной.

Федор завел канат за ящик, кто-то уложил на трап доски. Дружным рывком с общим утробным стоном мы приподняли одну сторону тяжеловеса, подтащили его и положили на доски.

— Идите наверх все, — скомандовал Федор. — Я позади ящика встану. Упустите — от меня мокрое место останется. Чего смотрите? — прикрикнул он, когда мы уставились на него и не двинулись с места. — Снизу мне видней…

— Выдь с нами, — сказал Луконин, — неровен час…

— Иди, иди, боцман, — с усмешкой сказал Федор. — Помнишь, потягаться со мной хотел? Вот тот час и пришел. Иди наверх и командуй. Ящик завалишь, тебе за меня отвечать придется. Иди, иди, а то как бы… — Федор не кончил фразы, подошел сзади к ящику и примерился к нему.

Стариков в нерешительности стоял перед Федором. Мы дожидались, что скажет Стариков. Его-то слово было последним, он начальник эксплуатации.

— Уходи, — сказал Стариков, — лучше я останусь.

— А они не вытащат, — сказал Федор, кивая на нас и усмехаясь, — побоятся начальство задавить.

Стариков еще постоял, хмурясь и глядя себе под ноги, видимо, борясь с самим собой.

— Нет, лучше я останусь, — сказал Стариков. — Надо посмотреть, как он пойдет…

Стариков приблизился к Федору и попытался оттеснить его плечом от ящика.

Федор не уступил, синие глаза его потемнели, он сумрачно сказал:

— Василий Иванович, не вводи в грех…

— Ну и оставайся! — сказал вдруг разозлившийся на упрямство парня Стариков и пошел к трапу.

Ящик мы вытянули лишь на половину трапа, на большее сил у нас не хватило. И удержать мы его не смогли, канат медленно стал сползать обратно в трюм.