В долину ручья мы добрались с трудом. Машины то упирались амортизаторами одна в другую и нахально пропихивали переднюю сквозь трехметровой мощности снежный надув, то подтягивали сами себя лебедками на тросах, учаленных нами за стволы матерых лиственниц, то приходилось строить времянки-мосты через ямы под тонким льдом, обезвоженные зимой, пилить и рубить загородившие проезд деревья и бурелом…
Поздно ночью машины приползли к заброшенной таежной избушке геологов. Здесь поперек долины, как мы знали, и были пробиты разведочные шурфы, со дна которых геологи вытаскивали в бадейках синюжную глину — «пески», как ее называли, — содержавшую россыпное золото. Мешки с мукой, ящики, какие-то тюки мы сгружали при свете ущербной луны, то и дело выползавшей из черно-лиловых от радужного круга, мятущихся туч. Пришли в избушку, уставшие до последней степени, перемазанные мукой, потные, с каким-то колючим мусором за шиворотом. Растопив печку, попадали на пол и заснули. Я спал без сновидений, как в черную яму провалился.
На другой день встали молчаливые, медленные в движениях, мыс ли о несчастье не покидали нас. Принялись строить склад. Я ошку ривал топором спиленные лиственницы и думал о Федоре. Вечером присел рядом с Даниловым на пол у печки, попытался завести разговор о будущем горном предприятии и о том, как важно было пробиться сюда. Хотел расшевелить и его и самого себя, говорить о чем угодно и не молчать, не таить в душе тяжесть. Но как я ни старался увести мысли Данилова в сторону от несчастья, он не захотел поддерживать моей хитрости. Был сумрачен и неразговорчив, и я тоже замолчал. Поздним вечером Николай вымолвил, что ему не дает покоя судьба Натальи. Я сказал, что Рябов, умевший жить для других поможет ей перенести горе. Данилов молча кивнул. Мысль о Рябове немного успокоила нас обоих. Лишь утром на постройке склада Данилов как будто «отошел». Да и все повеселели. Дружная работа — лучший лекарь от горя людского.
А у меня на душе становилось все тягостней. Узнай я Федора получше там, в Дружине, больше бы судил самого себя. Запоздалое признание: жизнь не повернешь вспять…