— Срок связи кончается, отвечать не будут, — сказала Наталья официальным тоном и посмотрела на меня, как бы говоря: «Все, можешь идти…»

Уходить, пока не началась работа на баржах, мне не хотелось. Я все думал о том, что не кинься Наталья на мостик, может быть, Васильев и нажал бы спусковой крючок.

— А если бы он решился стрелять, что бы ты сделала? — спросил я.

— Отняла бы ружье, — сказала Наталья. — Стрелять в животных с парохода — это подлость, — с непримиримостью сказала девушка.

— Но он все-таки не стрелял, — торопливо сказал я и тотчас понял, что в этих словах слишком отчетливо прозвучало самооправдание, я-то ведь никак не протестовал. — А ты молодец… — вырвалось у меня.

Лицо Натальи стало отчужденным, она опустила глаза и молчала.

— Откуда ты приехала сюда? — продолжал я, не желая замечать ее холодности. — Одна, в такую далищу…

— Это совсем не интересно… — резковато сказала она.

Открылась дверь, в каюту заглянул Федор, оглядел Наталью, меня и скрылся, быстро притворив дверь.

Наталья встала.

— У тебя есть ко мне еще дело? — спросила она.

— Нет, — сказал я, — больше ничего…

Я пошел к двери, Наталья вышла вслед за мной и, заперев каюту на ключ, убежала в кормовой отсек.

К вечеру один за другим снизу подошло еще два парохода с баржами. Суда уткнулись носами, в обрывистый берег напротив севших на мель барж. Мы перетаскивали мешки с мукой в носовые трюмы, облегчая кормы судов. И командовал у нас, и работал вместе с нами Луконин — без шапки, со спутавшимися русыми волосами, в выпроставшейся из брюк рубахе. Во время перекура, когда мы вышли из трюма на палубу, у баржи ошвартовался, катер. К нам поднялись Васильев во флотском бушлате и форменной фуражке, и Кирющенко в короткой летной бекеше и сдвинутой на затылок кепке.

— Поработайте, ребята, каждый за двоих, плачу в двойном размере, — сказал Васильев, — не резон нам здесь задерживаться.

Кирющенко слушал, покачивая головой, невесело усмехался.

— Уж как насчет оплаты — не знаю, — сказал он, — деньги у нас государственные. А поработать придется крепко, товарищи. Потом будем разбираться, как это получилось. Сидеть нам здесь, правильно сказал начальник пароходства, не резон. Того гляди, по реке шуга пойдет, до ледостава в затоне надо быть, иначе всем нам грош цена.

— К утру стронем, — пообещал Луконин, — ребята работают на совесть, какой тут разговор! На ночь сменные бригады надо составить, вона сколько пароходов собралось…

— Сделаем, — сказал Васильев. — А насчет двойной оплаты мое слово твердое, сами знаете, никогда не подводил.

— Знаем… Не обижали… Порядок всегда был… — послышались голоса.

— Да и я тоже с вами поработаю, — воскликнул Васильев и принялся стягивать бушлат, — не привыкать и кули ворочать, и лес валить… Найдется, ребята, пустой мешок на плечи от мусора?

— Найдем, — сказал Луконин.

Кирющенко покачал головой, но сказал только:

— Сплаваю на суда, посмотрю, что там делается.

— Сплавай, — довольно мрачно сказал Васильев и, забрав бушлат под мышку, спустился в трюм. Грузчики последовали за ним.

Кирющенко остановил меня, спросил негромко: