Далеко впереди на отблескивающей глади воды что-то чернело.
— Смотри, лоси! — воскликнул Луконин.
Весь он напрягся, наклонился вперед, мне показалось — того гляди схватит штурвал и повернет пароход вдогонку за зверями. Охотничья душа!
Течение сносило двух плывущих зверей ближе к пароходу, стали видны широкие рога над головой одного из них, едва торчавшей из воды. Загремели ступени трапа, на мостик взбежал, видно только что проснувшийся Васильев без фуражки, со встрепанными волосами, в одной тельняшке, сжимая в руках охотничье двуствольное ружье.
— Лосей видите? — закричал он, врываясь в рулевую рубку. — Рога-то какие! — в восхищении воскликнул он. — Давай наперерез, успеть бы перехватить, пока они до берега не добрались.
Луконин покатил колесо штурвала, направляя пароход между берегом и лосями.
— Прибавь, — крикнул Васильев, наклоняясь к рожку переговорной трубки в машину.
Плицы ожесточеннее забили по воде, пароход упрямо перебарывал темные струи реки.
— Не успеем, — сказал Луконин, — до берега доплывут. Да по мне пусть оба уходят…
— Буксир надо отдать, — торопливо заговорил Васильев, не спуская глаз с лосиных голов, — без барж нагоним, никуда они не уйдут…
— Как баржи в плесе бросать? — Луконин с сомнением покачал головой.
— На якорях удержатся, — сказал Васильев, — стопорь машину, буксир ослабнет, сбрось его с гака. Я сейчас баржевым крикну.
Он схватил мегафон, выбежал на мостик позади штурвальной рубки и закричал в рупор за корму:
— Ва-ахтенный! Отда-ай яко-оря-а! Бу-укси-ир выбирайте… Ло-оси уходят…
Шкиперы и матросы обеих барж давно уже были на палубе и следили за маневрами парохода. Гонка с лосями захватила всех. Васильев, не дожидаясь боцмана, полез к гаку у трубы и откинул замок, державший буксирный трос. «Цинкач» скользнул по буксирным аркам и скрылся в пенных валах за кормой парохода. «Индигирка», освободившись от воза, рванулась наперерез переправляющимся зверям.
VII
Все дальнейшее произошло в считанные минуты. Пароход успел отсечь лосей от берега. Мы выскочили из рубки на мостик к леерам. Звери вдруг оказались у самого пароходного колеса в завихрениях пенных струй. Самец с крупными широкими рогами все отпихивал грудью безрогую лосиху от борта парохода и сам таким образом оказывался у колеса. В глазах обезумевших животных застыло смятение, они никак не могли выбиться из водоворота под бортом парохода. Васильев вскинул ружье.
— Что вы делаете!.. — раздался снизу отчаянный крик.
Спотыкаясь о ступени трапа, падая и опять поднимаясь, на мостик с палубы кинулась Наталья.
Васильев повел стволом за лосями и… опустил ружье.
— Не могу… — сказал он. — Не могу его бить. Смотрите, как он ее защищает…
Нескольких секунд колебания оказалось достаточным, чтобы сильное течение отнесло лосей вниз по реке. Стрелять было бессмысленно. Наталья взбежала на мостик и схватилась за ствол ружья.
— Теперь уже все… — сказал Васильев. — Поздно!
— Как вы могли… — проговорила Наталья, по смуглому лицу ее бежали слезы.
— Выходит, не смог… — усмехаясь, сказал Васильев.
Наталья пошла с мостика, всхлипывая и вытирая слезы.