Разведчики застыли. Утро уже наступило, за облаками взошло солнце, а щели были такие, что весь овин представал, как на ладони. Солдаты внимательно всматривались. Момент был не самый приятный.
— Ну и вонь там, Виллу… — брезгливо пробормотал второй солдат. — Сено сгнило, никому оно не нужно…
— Сразу видно, что ты городской житель, Аату, — ответил напарник. — Обычный запах. У меня тоже был овин, большое хозяйство, корма для свиней заготавливал. Под Хуокайне я жил, на своем хуторе. А сейчас там русские, страшно подумать, что они сделали с моим хозяйством… Ну что, больше не хочешь туда заходить? — ухмыльнулся он.
— Больше не хочу, — согласился обладатель странного имени Аату. — Обойду овин, посмотрю, что сзади.
— Ну, давай, а я тут подожду.
Аату оказался настырным парнем — из тех, что доводят до конца любое, даже абсурдное дело. Он двинулся в обход сарая, проваливаясь в снег. «Дырку сейчас заметит! — пронеслось в голове у Никиты. — С фасада ее не видели, снопы заслоняли, а когда обойдет да уткнется — можно не сомневаться, что попытается засунуть в нее свою любознательную физиономию!» Аату уже обогнул торцевую часть овина и шел вдоль задней стены. Сторона там была подветренная, снега скопилось немного. Доски сравнительно плотно примыкали друг к другу, и подсмотреть, что внутри, он не мог, хотя и пытался. Пролом в углу он, естественно, не просмотрел, отправился к нему. Кряхтя, стал опускаться на колени…
Сообразительный Карабаш успел среагировать — как-то извернулся, заткнул дыру снопом, привалился к нему с внутренней стороны! Бесшумно не вышло, да и не требовалось. На холостом ходу работал танковый двигатель — экипаж решил прогреть мотор, — и шум стоял приличный. Бледный Карабаш, свернувшись штопором, заткнул дыру задубевшей вязанкой. Аату опустился на колени, немного покряхтел. Дыра была внушительная, но начиналась в метре от пола. Нужно было хорошенько согнуться, чтобы утолить свое любопытство. Голова полезла внутрь, уткнулась в пахучую спрессованную траву. Он отпрянул, завертел головой, чихнул, снова повторил попытку и, отплевываясь, выругался. Видимо, сообразил, что дыру изнутри завалило снопами. Но парень был упрямый, пристроился задницей в снег, уперся руками и привел в действие подошву валенка. Хорошо, что это был не сапог! У него опять ничего не вышло, только что-то защемил в своей неугомонной ноге и, охнув от боли, стал на корточках отползать от угла. Потом поднялся и, держась за стену, побрел обратно.
Примерно через полминуты он добрался до своего напарника, который успел заскучать, бросил несколько слов. Виллу засмеялся, и оба потащились прочь.
Разведчики выбрались из укрытий, недоверчиво переглянулись. Никита выразительно прижал палец к губам. Потом знаком приказал всем оставаться на местах, а сам на четвереньках двинулся к двери. Хорошо, что пол был земляной, скрипеть нечему. Он лег на живот, прижался к щели. Картинка за бортом почти не изменилась. Офицеры курили у машины, солдаты блуждали по хутору. Замолк танковый двигатель. Слева просматривалось крыльцо внушительной бревенчатой избы. Солдаты отыскали в сарае лом и стали отрывать доски, которыми была забита входная дверь. Виллу и Аату выбрались на пустырь, доложили о проделанной работе младшему командиру. Тот покосился на овин, поморщился. Больше не придут, подумал Никита, вонь любого отпугнет. Он был прав. Военные потеряли интерес к овину и занялись другими делами. Один из танков отправился, изрыгая смрад, на северную околицу, второй остался — из-под гусениц торчали чьи-то ноги. Офицер поманил сержанта, отдал очередное приказание, и рядовые стали лопатами чистить пустырь, дорогу к лесу, прокапывали дорожки между зданиями.