«Вот так! – подумал Фонтен. – Лишь бы он не проболтался!.. А собственно, о чем он может рассказать? Ничего ведь не было, и, увы, ничего не будет».

Оказавшись у себя в номере, он тут же лег в постель, но уснуть не мог. Этот вечер он вспоминал как прекрасный сон, внезапно обернувшийся кошмаром. Казалось, он чувствует в своих объятиях гибкое тело, светлые волосы у своей щеки, губы, прильнувшие к его губам. «Боже мой! – думал он. – Как же я был глуп! Если бы я пожелал, сейчас она лежала бы рядом со мной. Она стала бы моей, она говорила бы мне трогательные слова, преисполненные нежной и трагической поэзии. Как я мог отказаться от этих часов, подобных которым у меня никогда не будет?»

Он вспомнил женщину, которая когда-то говорила ему: «Как же глуп тот, кто не умеет пользоваться мгновением!»

«И ради чего? Из преданности женщине, которая, и это очевидно, уже не придает никакого значения чувственной стороне нашей жизни? Находясь далеко от меня, она пишет мне холодное письмо без единого слова нежности, за исключением формальной вежливости в конце… Разумеется, я люблю Полину, но разве я виноват, что она так изменилась? Разве я оскорбил бы Полину, если бы провел с этим божественным созданием восхитительную ночь, у которой все равно не было бы продолжения? Ведь через два дня я уезжаю. Безумец тот, кто не умеет пользоваться мгновением!»

В горячечном возбуждении он метался по постели, напрасно пытаясь отыскать прохладное местечко.

«Пользоваться мгновением? Что это значит? Мгновение не бывает единственным. Если бы я отведал это наслаждение, я бы пытался испытать его вновь и вновь. Я вернулся бы в эту страну или позвал Долорес во Францию. Я бы преследовал эту актрису по всему миру. И долго бы ты смогла терпеть меня, Лолита? Ты любишь будоражить ночь, а я этого не смог бы. В твоей жизни появились бы молодые люди, повели бы тебя танцевать. Вскоре ты вместо любви предложила бы мне дружбу, привязанность. Но я бы отверг их, потому что мне довелось познать твою любовь, между тем как сегодня то, что ты дала мне и что было всего лишь невинным сновидением, кажется мне бесценным».

Но он сам одернул себя: «Какое малодушие! Эта боязнь страданий… Она совсем другая… какая бесхитростная смелость в этом даре, который она мне предложила! Но почему? Что могу я сделать для нее? Послезавтра я уезжаю навсегда… Она меня в самом деле любила? Этого не может быть… И все-таки…»

Он зажег свет и попытался читать. Лолита сунула ему в карман небольшой томик стихов, он поискал его, открыл наугад и был поражен, что без труда понимает эти испанские стихи. «Это чудо, подаренное цыганкой, или я просто раньше никогда не пытался?» Его внимание привлекло название одного сонета: «Ответ маркизы на стансы Корнеля». Странное совпадение.

Сонет был прекрасным, вывод горьким: «Ты говоришь мне, великий поэт, что моя красота увянет и мое имя быстро будет забыто, если в обмен на бессмертные строфы, которые меня воспевают, я отвергну поцелуй старого рта… Ты так слеп, что веришь в бессмертие твоих стихов?»