— Очень хорошо, что вы позвонили, — сказала я. — Девушке вряд ли что грозит, если ее встречает бойфренд.
— Его мать очень беспокоилась по этому поводу, как бы сын не пострадал: вдруг маньяку все равно, кого убивать, мужчин или женщин? Извини, я чувствую себя ужасно глупо… — сказала она и поспешила проститься.
Ну вот, благодаря мне еще один человек слегка помешался на этих убийствах. А почему бы, кстати, не проверить тех, кто присутствовал в магазине? Мать одной и тетка другой рассказали, что ждут гостей, и в тот же вечер на девушек напали. Если в списках тех, кто при этом присутствовал, окажутся одни и те же фамилии, у нас появятся подозреваемые. Ага, например, Серегина мать. Она совершенно точно была в магазине в день, когда погибла племянница Коровиной. Екатерина Осиповна ее запомнила. Нет, это не годится, мы лишь запутаемся окончательно. И что за странная манера болтать обо всем на свете в магазинах? Хотя бы в такое время могли бы помолчать.
Я подумала позвонить Звягинцеву, но почти сразу отказалась от этой мысли. Злилась из-за того, что он сообщил Роланду о моем появлении на хуторе. Друг называется… Впрочем, он сделал это, потому что беспокоился обо мне, следовательно, злиться на него, по меньшей мере, глупо. Но говорить с ним все равно не хотелось. Сам он, кстати, тоже не звонил, видимо, не ожидая от нашего разговора ничего хорошего.
Я бестолково слонялась по дому, удивляясь, почему звонок Коровиной так меня взволновал. Девушка сегодня сойдет с электрички, скорее всего, одна. И кое-кому из селян это уже известно. История повторяется… Хотя нет. Обеих погибших девушек никто встречать не собирался, точнее, не сообщал о намерении это сделать. Выходит, разница все же есть. Да и глупо вновь выходить на охоту, когда здесь рыщут следователи, а местные напуганы и крайне подозрительны. Это для нормального человека глупо, а убийца ненормальный, у него свои причины что-то делать или не делать, и мне их точно никогда не понять.
Однако саму себя я тоже плохо понимала, потому что примерно за час до прибытия электрички я вознамерилась идти на станцию. Проверить, не появится ли маньяк. Звучит по-идиотски, но чем ближе передвигалась стрелка к заветной цифре, тем крепче становилось мое намерение.
— Черт-те что, — пробормотала я в приступе внезапного здравомыслия. А потом начала собираться. Главный вопрос: взять ли с собой собаку? С Верным, конечно, спокойнее. Но он простой деревенский пес, всяким хитрым штукам не обучен. И выдаст нас с головой.
Поразмышляв еще немного, я пришла к выводу: ружье предпочтительнее собаки. Достала его из ящика, проверила патроны, после чего заперла Верного в доме, чтоб он ненароком за мной не увязался, и зашагала на станцию.
Когда до нее оставалось метров пятьсот, сошла с дороги и теперь пробиралась лесом, прислушиваясь к собственным шагам. К тому моменту уже стемнело, но впереди зажегся фонарь на перроне, и заблудиться я не боялась. Вышла к домику обходчика с той стороны, где глухая стена, осторожно свернула за угол и заглянула в окно.
Константин Егорович в одиночестве читал газету. Стрелки часов на стене перед ним показывали, что до прихода электрички остается четыре минуты. Старик вскинул голову, взглянул на циферблат, сложил газету, поднялся и, взяв куртку, висевшую на гвозде, вышел на перрон.