Он вел машину, сосредоточившись на дороге, точно забыв о нас, точно он был в машине один. А я смотрела на своего спящего сына, слезы катились у меня по щекам, и я ничего не могла с этим поделать.

Машина начала тормозить и замерла на обочине. Я подняла голову и увидела, что Роланд смотрит на нас в зеркало. Он молча вышел, распахнул мою дверь и потянулся за ребенком, а я на мгновение испугалась. Роланд взял малыша и с минуту смотрел на него.

— Привет, — сказал тихо, улыбнулся и прижал его к груди. А я заплакала, но уже от счастья, потому что знала: теперь все будет хорошо.

Месяц я пробыла у мамы, мы виделись с Роландом каждый день, он с семьей гостил у родителей, иногда он приезжал с Лизой, чаще с Аглаей. Мы вместе гуляли, ездили по магазинам, и когда наши руки соприкасались, сердце мое сладко замирало. Мы ни разу не оставались наедине. Но и того, что было, мне хватало с лихвой. Роланд рядом, мы видимся каждый день, у меня есть сын…

Я вернулась в Москву, и вновь началась прежняя игра: дружба семьями. Мы старались видеться как можно чаще, отпуска неизменно проводили вместе, и никого не удивляло, что моего сына Роланд любит как собственного. Тем более что он стал ему крестным отцом, по просьбе моего мужа, кстати. Первое время Роланд с беспокойством спрашивал:

— У него все в порядке?

И я отвечала:

— Конечно, — прекрасно понимая, чем вызван этот вопрос.

Все эти разговоры про детей близких родственников, должно быть, очень его беспокоили. Я-то была далека от его тревог. Будь с моим сыном что-то не так, следовало бы признать, он и правда плод греха. А это полная чушь. Если Господь послал мне любовь, как же можно за нее наказывать? Но о любви и Господе у нас были разные представления, я по-прежнему категорически отказывалась считать свою любовь греховной, а Роланд мучился и ждал наказания со дня на день. И изо всех сил старался быть хорошим мужем, хорошим отцом… Чувство вины, которое испытывает мужчина, иногда способствует благополучию тех, кто находится рядом. В общем, можно смело сказать, что в ту пору мы были счастливы. Вот только к Агнес я ехать не спешила, знала, что скажут тамошние кумушки: Анькин-то мальчишка — вылитый Роланд в детстве. «Дурная кровь!»

Мои воспоминания прервал звон разбитого стекла. Верный бросился в кухню с отчаянным лаем. Я побежала вслед за ним, на полу осколки стекол и увесистый кусок кирпича. Не успела я в полной мере осознать, что произошло, как за моей спиной вновь раздался звон, и на осколки разлетелось окно в гостиной.

— Мать вашу, — выругалась я и через мгновенье уже была в комнате Стаса. В железном ящике в шкафу он держал свое ружье. Ключ лежал в комоде, по крайней мере, я на это рассчитывала. Нашла ключ и открыла ящик. Судя по звукам, доносившимся из гостиной, целых стекол там уже не осталось.

Я достала ружье, тут же, в ящике, лежала коробка с патронами. Надо сказать, с оружием я научилась обращаться еще в детстве. Стас учил этому Роланда, а тот меня. Охоту брат не любил, так же, как и я, а вот Стас был заядлым охотником. После его смерти об оружии в доме почему-то никто не вспомнил, чему я сейчас порадовалась.