– Патрисио…

Она видела, как он наклоняется к ней и поднимает руку. Хотя ей и пришло в голову, что он сейчас опять ударит, лицо она не отвернула. Но он ее не ударил – стал гладить по голове, как собаку, пока говорил, только и всего. Но эти слова ранили ее сильнее, чем все, что он когда-либо раньше с ней проделывал.

– Венгерка, замолчи. Ты потом сама будешь довольна моим решением. А сейчас – заткнись.

Девушка не заплакала. Отчаяние ее заполнило собой все вокруг. Заговорить вновь она не решалась, но в то же время не могла и подчиниться. Тело отказывалось двигаться, но и унять дрожь ей не удавалось. Она увидела ноги мужчины – они удалялись, потом услышала его шаги в коридоре. Где-то в квартире что-то булькало, возможно

могила

турка с кофе. Стук открываемой двери, снова шаги, слова. Она воспринимала все эти звуки, несмотря на галоп своего сердца.

могила, объятая пламенем

Тогда она встала.

Могила, объятая пламенем. Открывается.

Внезапно стало холодно. Повеяло пронизывающим холодом, сотрясающим, как землетрясение. Она возникла на пороге, силуэт был резко очерчен идущим из коридора светом, и прикоснулась к спине Патрисио, облекла плащом. Силуэт был женский, но он ощутил что-то ледяное, что коснулось его сзади.

Он инстинктивно обернулся и увидел ее – стоящей в дверях. И недовольно скривился:

– Ну, что теперь, венгерка?

– Патрисио, – нежно сказала девушка, подходя к нему. – Твой кофе готов.

Вот тогда он понял, что за предмет она держит в руке – нечто, над чем клубился пар и что испускало змеиное шипение.

И прежде, чем он смог как-то отреагировать, она выплеснула содержимое посудины ему в лицо.

Главное теперь было не терять время.

Мужчина попятился, закрывая лицо руками и визжа, как скот на бойне:

– Мои глаза!.. Мои глаза!..

Она снова подняла руку и ударила его по черепу основанием турки. Но не слишком сильно. Убить его она не хотела, только чтобы сознание потерял, ну или оглушить. Когда мужчина упал навзничь, она отшвырнула турку и поволокла его из комнаты, вцепившись в рубаху, от которой отлетела пара-другая пуговиц. В комнате слышались другие крики, но они в данный момент ее не занимали.

Она протащила Патрисио по коридору, что не потребовало от нее больших усилий. Усталости она не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Добравшись до столовой, она выпустила его, оставив лежать на спине. Его живот, покрытый густой порослью, горбился китовой спиной. Удар оказался для него сильным, но он уже пришел в себя. И тяжело дышал, не отрывая от лица ладоней. И потел.

– Мои глаза!.. Они обожжены!..

– Погоди-ка.

Она села на корточки, пошарила в карманах брюк мужчины и вытащила свернутый носовой платок – грязноватый, распространяющий запах одеколона.

– Шлюха, ты ж глаза мне сожгла!.. Глаза!.. Я потеряю зрение!..

– Нет. Зрение ты не потеряешь.

Она сходила в кухню, намочила платок и скомкала. Потом выдвинула ящик кухонного стола и достала вещи, которые ей понадобятся. И вернулась в столовую.

Он все еще был на полу, корчился от боли и подкатился прямо к ней под ноги. Руки его все еще закрывали лицо, ноги были поджаты.