Синта расчёсывала волосы и пела песню о Лине.[61]

Ганнон лежал на песке, подложив под голову загорелые руки. Он прислушивался к грустной мелодии и задумчиво следил за белыми облаками: они, подобно пышной одежде, обволакивали небо. С реки доносились равномерные глухие удары: корабельные мастера вбивали в борт медные кольца для крепления снастей.

Ганнон перебрал в памяти всё, что им погружено на «Сына бури» в Ликсе: двадцать мешков сушёных фиников, сорок мешков ячменной муки, сто пшеничных хлебов, тридцать амфор с маслом, десять амфор пальмового вина, пять амфор финикового мёда. Всего этого хватит на два месяца, на путь в Керну и обратно. Кроме того, можно пополнить запасы свежей рыбой.

Вдруг Ганнон вскочил: он услышал крик, вырвавшийся из десятков грудей. Люди бежали к воде. Игроки, разбросав свои костяшки, в ужасе карабкались на деревья.

С холма спускался лев.

Не обращая внимания на переполох, вызванный его появлением, лев шёл, мягко ступая огромными лапами и встряхивая гривой.

— Синта!

Первой мыслью Ганнона было искать спасения в воде. Но, вспомнив рассказы о благородстве царя зверей, никогда не нападающего на лежащих, Ганнон бросился плашмя на песок, увлекая за собой Синту. Когда он поднял голову, то увидел льва локтях в десяти от себя, а рядом с ним — незнакомца, треплющего зверя за гриву.

Люди стали выходить из воды. Они поняли, что перед ними приручённый лев. Посылая проклятия, матросы спускались с пальм.

С удивлением смотрел Ганнон на повелителя льва. Это был человек лет двадцати пяти, смуглый, с вьющимися волосами. Тело его покрывала полотняная одежда, с шеи на обнажённую грудь спускалось ожерелье из шакальих зубов, а на руках, ниже локтей, блестели серебряные браслеты. За поясом у него был нож с грубой рукояткой из рога буйвола.

Повелитель льва двигался легко, видимо, привыкнув шагать по холмам и долинам.

— Привет тебе, суффет! — проговорил незнакомец, подходя к Ганнону. — Пусть тебе во всём сопутствует успех.

— Ты Бокх? — воскликнул Ганнон. Он уже догадался, что перед ним человек, о котором говорил старейшина Ликса.

— Да, так меня называют ликситы. Дружественные фарузии[62] зовут меня Братом Льва, а троглодитам я известен под именем Вихрь. Меня послал к тебе старейшина Ликса. Я поеду с тобой, если ты возьмёшь на корабль Гуду.

Бокх повернулся к льву, не спускавшему глаз со своего повелителя.

— Гуда никого не обидит. Гуда послушен. Правда, Гуда?

Он взмахнул рукой, и лев, как собачонка, сел на задние лапы.

Послышались удивлённые возгласы.

Кто из карфагенян не видел льва! Хищники в большом количестве водились в пустыне, примыкавшей к городу с юга. Они совершали нападения на стада, а иногда и на людей. Землепашцы мстили своим исконным врагам, пригвождая к крестам убитых хищников, словно беглых рабов. Но никому даже не приходилось слышать, что льва — владыку пустыни — можно подчинить человеческой воле. Дружба льва с человеком казалась невероятным, неслыханным чудом.

Моряк, с бороды которого струйками стекала вода, бормотал: