Что же до Боба Маркхэма, октябрьскими вечерами этот паренек слонялся в одиночку по городским улицам, а за ним гнался ворох листьев – ни дать ни взять мышиные полчища в Духов день. Весной движения его замедлялись и весь он становился похож на белую молодь форели, что водится в терпких водах речки Фокс-Хилл; за лето белизна сменялась коричневым отблеском спелых каштанов. Частенько он, валяясь на траве, взахлеб читал книжки, даже не замечая муравьев, ползавших по страницам, а то еще играл сам с собой в шахматы на крыльце бабушкиного дома. Приятелей у него не было.

Когда мисс Тейлор пришла вести свой первый урок, Боб учился в девятом классе; никто из учеников не шелохнулся, пока она выводила на доске свое имя аккуратным, округлым почерком.

– Меня зовут Энн Тейлор, – негромко сказала она, – я ваша новая учительница.

Казалось, в классную комнату вдруг хлынул свет, словно чья-то рука сдвинула кровлю. Боб Маркхэм держал наготове пульку из жеваной бумаги. Через полчаса он незаметно уронил пульку на пол.

После уроков он принес в класс ведро воды, взял тряпку и стал протирать доски.

– Что происходит? – Обернувшись, она посмотрела в его сторону из-за учительского стола, за которым проверяла диктанты.

– Доски грязноваты, – сказал Боб.

– Да, верно. Ты сам решил этим заняться?

– Наверное, полагается разрешения спрашивать, – смущенно выдавил он.

– А мы сделаем вид, будто ты так и поступил, – улыбнулась она в ответ, и от этой улыбки он мигом справился с работой: белые тряпки и губки так и летали у него в руках, и если бы кто заглянул с улицы в открытое окно, то подумал бы, что в классе кружатся хлопья снега. – Дай-ка вспомню, – сказала мисс Тейлор. – Ты ведь Боб Маркхэм, правильно?

– Да, мэм.

– Ну, спасибо тебе, Боб.

– А давайте я каждый день буду доски мыть? – предложил он.

– Тебе не кажется, что все должны дежурить по очереди?

– Да мне не трудно, – сказал он. – После уроков.

– Можно попробовать, а там видно будет, – решила она.

Он медлил.

– Теперь беги домой, – велела она, помолчав.

– До свидания. – Нога за ногу, он поплелся к выходу.

На следующее утро он уже маячил у пансиона, где поселилась мисс Тейлор, в то самое время, когда она выходила из дверей.

– А вот и я, – сказал он.

– Честно говоря, – ответила она, – меня это не удивляет.

Они отправились в школу вместе.

– Давайте я ваши книжки понесу, – предложил он.

– О, спасибо тебе, Боб.

– Не за что, – откликнулся он, принимая у нее книги.

Вот уже несколько минут они шли бок о бок, но он не проронил ни слова. При взгляде на него – искоса и немного сверху – она заметила, что он не только не смущен, но сияет от счастья, и решила дать ему возможность заговорить первым, однако это ни к чему не привело. На подходе к школе он вернул ей книги.

– Наверно, дальше надо поодиночке, – сказал он. – Ребята не так поймут.

– Да я и сама не вполне понимаю, Боб.

– Ну как, у нас дружба, – со значением произнес он.

– Боб… – начала она.

– Да, мэм?

– Ладно, неважно. – И она зашагала вперед.

– Я со звонком приду, – сказал Боб.

Конечно же, он пришел со звонком и каждый день на протяжении двух недель оставался после уроков: не говоря ни слова, тщательно мыл доски, полоскал тряпки и снимал со стены карты, а она тем временем проверяла тетради. До четырех часов между ними висела тишина: в этой тишине солнце клонилось к закату, по-кошачьи сновали тряпки, шуршали тетрадные страницы, поскрипывало перо, а в высокое оконное стекло с натужным жужжанием билась сердитая муха. Иногда молчание затягивалось часов до пяти, покуда мисс Тейлор не замечала, что Боб Маркхэм устроился за последней партой и не сводит с нее глаз.