9 июня 2011 года, чт.

О, белые ночи в Питере!.. Белые — и этим все сказано. Если ты никогда не был в Питере в белые ночи… о, если ты не был!.. Приезжай. Приезжай обязательно. Плюнь на все дела. На дачу. На огород. На ремонт, который ты откладывал несколько лет, а теперь наконец взялся. Скажи жене: достала. Ты меня достала… Начальника, который не дает отгула, пошли в жо… ну, это… короче, договорись с ним по-хорошему. И приезжай… И вот, когда ты окажешься на набережной ночью в начале июня, ты сам все поймешь… Сначала тебя охватит восторг. Восторг, ощущение чуда. Ощущение, что ты попал в фантастический мир сказки и сам стал маленькой частью его… Огромный купол небесный над тобой чист и акварелен, полет ангела в его выси бесконечно прекрасен. Почти невозможен в своем совершенстве.

А потом… потом тебя охватит тоска. Ты и сам не поймешь: отчего она? Откуда? Зачем? Но похожая на остывающий гранит набережных тоска войдет в тебя… бесшумно, бесшумно… Да отчего же так? А оттого, что нельзя сохранить каждую секунду этого мира. Оттого, что каждую секунду он меняется, а ты не можешь вместить их все… А волна от прошедшего катерка накатывается… накатывается, накатывается… облизывает шершавую гранитную стенку набережной и исчезает. Белая ночь умирает, растворяясь в рассвете, и медленная смерть ее совсем незаметна…

А вот Алексею Алексеевичу Клюеву было глубоко наплевать на все эти страдания по белой ночи — у него и без этой «достоевщины» хватало своих, персональных «страданий». Да вот взять хотя бы, к примеру, героин, который он сегодня с таким трудом добыл. Тот был явно бодяжным. Ну да тут уж, как говорится, не до жиру… Клюв тоскливо посмотрел на дотла сожженные вены на руках и, не мудрствуя лукаво, вкатил дозу в вену на ноге. Через некоторое время он снял с ноги ремень, который использовал в качестве жгута, и осторожно положил шприц со следами крови на покрытый грязной клеенкой стол. На шприц тут же спикировала муха — большая, черная и жирная, как свастика… Клюв с трудом добрался до кровати и рухнул лицом вниз. Ничего! Скоро герыч ополоснет мозги, и в голове посветлеет. Вот тогда и станем мерковать, как жить дальше…

В бездонном чреве двора-колодца, прорытого в недрах земли Коломны, некогда воспетой Александром свет Сергеевичем, притулившись к капоту своей «девятины», усталый Купцов устало выпускал белый дым в белую ночь. Внутри салона, распластавшись на заднем сиденье, тихонечко постанывала наркоманка со стажем Оксана Гусева. Не требовалось получать специального медицинского образования, дабы поставить барышне однозначный диагноз — Ксюшу ломало. И ломало неслабо — с подвывертом, да наизнанку.

— Эй, мать! — Купцов озабоченно заглянул в приспущенное стекло. — Что, совсем худо?

— Совсем, — бесцветно сказала Гусева-младшая.

— Потерпи еще немного, слышишь?

— Зачем?

— Затем, что сейчас парни подъедут, заберут твоего Клюва, и мы тебя сразу в больничку определим.

— Зачем?

— Ну как? Хм… Подлечат там тебя. Капельницы-шмапельницы, все дела.

— У меня нет денег. На капельницы.

— Не переживай — найдем.