Петрухин не сдержал усмешки:
— Как любил говаривать один мой знакомый уркаган: «При нашей-то бедности откель такие нежности?»
— Вот-вот… Но окончательно меня убило в ней вот что: однажды зашел у нас с Лисичкой разговор о будущем нашего сына, нашего Никиты…
— Позвольте! А разве вашего общего ребенка не Валерой зовут?
Старовойтов болезненно поморщился:
— Вы прекрасно осведомлены, господа. И абсолютно правы. Но дело в том, что изначально сына своего я Никиткой хотел назвать. И Таня моя мне в этом не перечила. А напротив, говорила: да-да, конечно. Обязательно будет у нас Никита Владимирович… Но потом все сумела повернуть по-своему. Причем так, что я даже и не заметил… Так вот, зашел у нас разговор о будущем Никиты. Который в итоге стал Валерой. Вот Лисонька однажды и говорит мне, эдак мурлыча: сынок наш будет такой, он будет сякой, он получит Нобелевскую премию. Я отвечаю: при чем здесь Нобелевская премия? Был бы человеком… Э-э, говорит моя Таня, человеков вокруг — тьма. Об них ноги вытирают. Быть человеком — все равно что быть ковриком. Пройдут по тебе — и не заметят. В жизни нужно добиться такого положения, чтобы это ты мог о других ноги вытирать… Ой, говорю, Тань, с душком философия-то… Да и вообще, говорю, пусть парень сам свою жизнь строит… Нет, говорит она. На самотек пускать ничего нельзя. Настоящего победителя надо строить!.. Постой-постой, говорю! А если он сам не захочет? А если он, не дай-то боже, родится как у Кати девочка?.. А у Кати — это сестра моя двоюродная — девочка родилась ненормальная, даун. А-а, говорит моя Таня, как у Кати? Таких, как у Кати, и из роддома брать незачем. На них время тратить — нерационально, бессмысленно. Таких надо ОТБРАКОВЫВАТЬ!
— Что с ними надо делать? — не поверив своим ушам, переспросил Купцов.
— Во-от! У вас, Леонид, реакция абсолютно правильная! Представляете?! Отбраковывать! Меня аж передернуло всего… Вот тогда я первый раз что-то про нее понял. Впрочем, тут же убедил себя, что не так, что я неправ. Лиса всегда умела добиваться нужного эффекта. — Художник потянулся за коньячной фляжкой. — Умела закомпостировать мозги. Причем сделать это так, что ты ей верил. Себе не верил, а ей — верил…
В общей сложности они проговорили со Старовойтовым около двух часов и расстались почти приятелями. Напоследок, прощаясь, дали совет: пистолета с собой не носить. Тот согласился: дескать, да, не будет. Вот только у партнеров осталось четкое мнение, что будет, и за милую душу…
— …Похоже, один кружочек в своей схеме ты с легким сердцем можешь перечеркнуть, — сказал Купцов напарнику, после того как они вышли из подъезда и с наслаждением вдохнули свежего, не в пример затхло-пропитой атмосфере жилища художника, воздуха. — Старик Пикассо вне подозрений.
— Так-то оно так… Но ты забываешь, что есть еще и новая жена Старовойтова. Она, кстати, моложе господина художника на семнадцать лет. Тоже, знаешь ли, фактик многозначительный. Наводит на некоторые не особо глыбкие мысли.
— А смысл? Какой ей смысл давить на Лису?
Дмитрий пожал плечами: