— Отдавал приказы направо и налево.
— Прекрасно.
— Приказы были неправильными, но люди повиновались.
— В этом и секрет. Он будет ужасным Императором. Талантливее Калигулы, но бездарнее Нерона.
— Мамиллий гордится царапиной на шлеме. Говорит, теперь осознал, что он — человек действия.
— Выходит, с поэзией покончено. Бедняга…
— Отнюдь, Император. Он говорит, действие пробудило в нем поэта, и он сочинил идеальное стихотворение.
— Не поэму?
— Эпиграмму, Кесарь. «Ефросиния прекрасна, но глупа».
Император сосредоточенно склонил голову набок.
— Но мы-то знаем, что она чрезвычайно умна и находчива.
Фанокл приподнялся на своем ложе.
— Откуда вам это известно?
Император стал перекатывать пальцами виноградину.
— Разумеется, я на ней женюсь. Не смотри на меня так, Фанокл, и не бойся, что я прикажу тебя задушить, когда увижу ее лицо. К несчастью, в моем возрасте это будет лишь видимость брака. Однако брак обеспечит ей безопасность, уединение и в некотором роде спокойствие. У нее ведь заячья губа, верно?
Лицо Фанокла налилось кровью, глаза выпучились. Император поднял указательный палец.
— Только юный глупец вроде Мамиллия мог принять болезненную застенчивость за надлежащую скромность. Скажу тебе по секрету и надеюсь, женщины меня не услышат, но я на собственном опыте удостоверился, что скромность придумали мужчины. Интересно, целомудрие — тоже наше изобретение? Ни одна женщина не станет так долго и упорно скрывать свое лицо, если в нем нет изъяна.
— Я не смел вам признаться.
— Думал, что я оказываю тебе гостеприимство ради нее? Увы Мамиллию и романтической любви! Персей и Андромеда! Он меня возненавидит. Император не имеет права на обычные человеческие чувства.
— Я сожалею.
— Я тоже, Фанокл, и не только о себе. Ты никогда не думал применить свой неординарный ум в медицине?
— Нет, Кесарь.
— Хочешь, объясню, почему?
— Я весь внимание.
Голос Императора звучал четко и деликатно, слова сыпались в тишине, словно галька.
— Я уже говорил, что ты высокомерен. И кроме того, эгоистичен. В своей вселенной ты одинок; есть только ты и законы природы, а люди — лишь препятствие и обуза. Я тоже эгоистичен и одинок, но все же считаю, что отдельные люди имеют право на независимое существование. Ох уж эти естествоиспытатели! Интересно, сколько вас в мире? Ваш целеустремленный эгоизм, ваша колоссальная преданность единственному делу способны стереть жизнь с лица земли, как я стираю пыльцу с этой виноградины.
Он принюхался.
— Однако довольно болтать. Сейчас подадут форель.
Подача блюд всегда представляла собой целый ритуал в исполнении дворецкого и слуг. Император тут же нарушил собственный завет.
— Интересно, не слишком ли ты молод? Или же, как бывает у меня, когда ты перечитываешь хорошую книгу, половина удовольствия состоит в том, чтобы погрузиться в то время, когда ты прочел ее впервые? Видишь, Фанокл, какой я эгоист! Если бы я собрался прочесть пасторали, то не перенесся бы в Римскую Аркадию, а вновь стал бы мальчиком, который разучивает отрывок для учителя.
Фанокл постепенно приходил в себя.
— Немного же пользы от такого чтения, Кесарь.