Возможно, дело в том, что в отличие от Сергея я не так уверена в себе. И более сдержанна. Может быть, не хочу открываться для того, чтобы завести с кем-то более близкие отношения. Я всегда завидовала способности Сергея быть естественным с другими людьми и чувствовать себя с ними совершенно свободно и непринужденно. Ему было все равно, что они его старше. Он много читал и очень многому научился из книг. Они сыграли в его жизни огромную роль.

Впервые он начал разговаривать со мной о своих мечтах, о будущем. Например, о том, как здорово было бы проехать вместе на поезде по всей Европе.

Я так и не сказала ему: «Я тебя люблю», хотя он говорил мне эти слова много раз. Для меня они были особенными, и я хотела быть уверенной до конца. Такие слова не произносят просто так, а Сергей никогда меня не спрашивал. Мне кажется, я все еще боялась, что для него я лишь каприз и что его увлечение быстро пройдет. Вернувшись в Новогорск после европейского чемпионата, мы с Мариной заметили, что Сергей стал каким-то грустным и задумчивым, все больше и чаще был чем-нибудь недоволен. Раньше за ним такого не водилось, и Марина, которая всегда отличалась прямотой, спросила его, что с ним происходит.

Сергей ответил:

— Я больше не хочу кататься.

Словно гром среди ясного неба. Мы с Мариной были потрясены и принялись расспрашивать Сергея прямо в раздевалке. Он сказал: — Мне двадцать два, у меня нет своей квартиры, нет машины, я живу с родителями, все время провожу на льду. Федерация обо мне совершенно не забоится. Мне обещали машину и, возможно, квартиру после победы на Олимпийских играх. Почему в двадцать два года я должен продолжать жить с мамой? Я не могу постоянно находиться в Новогорске.

Он был совершенно серьезен. Сергей мог отказаться от фигурного катания в любой момент. Меня еще наша жизнь в Новогорске так не раздражала, наоборот, казалась просто чудесной, но ведь мне и не было двадцати двух лет. Сергей хотел иметь возможность привести меня в свой дом, не спрашивая позволения у мамы и не предлагая переехать сестре. Он сказал, что мечтает жить как нормальные люди, и больше ничего. Наверное, Марина поговорила с кем-то в высших кругах, потому что довольно скоро, в феврале, Сергей получил машину. Это была «Волга». А еще Сергею сказали, что, по всей видимости, ему вскоре дадут и квартиру.

Приближался чемпионат мира 1989 года в Париже, и мы страшно нервничали, гораздо больше, чем обычно. Из-за моей травмы мы не участвовали ни в каких соревнованиях сезона и подготовились к чемпионату не так хорошо, как в предыдущие годы. Наша длинная программа была сделана на музыку Моцарта, и я играла девушку, которую пригласили на вальс на первом в жизни балу и которая чувствует себя юной леди, а не ребенком. Это очень соответствовало моему настроению и тому, что со мной тогда происходило, но мы с Сергеем старались кататься так же, как и раньше, словно ничего особенного с нами не случилось. По правде говоря, и в самом деле мало что изменилось — все было точно так же, как до того момента, когда мы поняли, что любим друг друга. Главные перемены произошли год назад — после того как Сергей уронил меня на лед. Теперь он всегда держал меня так, точно боялся потерять.