Служащий похоронного зала отдал мне обручальное кольцо Сергея, и я повесила его на цепочку, которую носила на шее. Он сказал, что я могу положить что-нибудь в гроб — даже письмо, если мне захочется его написать. Я и в самом деле написала письмо. Но оставила его у себя — я поняла, что не сумею выразить на бумаге свои чувства. Поэтому вместо письма я засунула за пояс Сережиных брюк фотографию Дарьи. От Нью-Йорка до Москвы — долгий путь, и я подумала: пусть у него будет хоть что-нибудь, напоминающее о Дарье.
Потом прощались мои родители. За ними следовал Виктор. Скотта я подвела сама. Он всегда так старался рассмешить Сергея, и Сергей чувствовал себя с ним уютно. Скотт встал на колени перед открытым гробом, и я показала ему фотографию Дарьи, которую оставила Сергею.
— Может быть, нам было слишком хорошо вместе, — прошептала я Скотту. — Только в волшебных сказках счастливый конец. У нас все было слишком здорово, чтобы закончиться благополучно.
Он сжал мою ладонь.
Потом подошли остальные, все, кто хотел попрощаться с Сергеем. И каждый брал меня за руку, а Пол Уайли, который всегда был очень религиозным человеком, сказал, что Бог будет охранять душу Сергея и позаботится о нас с Дарьей.
Принесли книгу, в которой все расписались. Эта церемония каким-то невероятным образом меня успокоила; я была благодарна своим близким и друзьям, что в такой момент они оказались рядом со мной.
Сергей даже в смерти был очень красивым человеком. В моем сознании этот день навсегда останется последним днем, который я провела с моим Сережей.
Поздно вечером мы приехали в Симсбери, чтобы собрать вещи перед отлетом в Москву. Дарью, конечно же, мы брали с собой. Оставалось решить, что мы ей скажем. И как. И стоит ли вообще что-нибудь говорить. Моя мама считала: нужно сказать ей, будто папа уехал на тренировку. Дарья привыкла к нашим постоянным отлучкам. Но тут позвонила ее учительница, чтобы узнать, сколько Дарья будет отсутствовать.
Я спросила у нее, что мне следует сказать дочери. Она не знала, но обещала поговорить со школьным психологом и сразу перезвонить мне. Она сдержала свое обещание. Психолог советовал все объяснить Дарье прежде, чем она это услышит от чужих. Не нужно бояться говорить: «Он умер и никогда не вернется». И еще он предупредил: я не должна ждать, что Дарья станет плакать и кричать, может быть, она даже не расстроится. Ребенок не понимает смысла слова «смерть» и всего, что за этим следует. Однако очень важно, чтобы эти слова девочка услышала от матери.
На следующее утро я так и поступила. Я не предупредила маму, что собираюсь сказать Дарье о постигшем нас горе. Просто посадила дочку рядом с собой, и мы начали разговаривать. Мне было очень, очень трудно произнести первые слова.
— Твой папа умер; он никогда не вернется.
И, как психолог и предсказывал, Дарья не заплакала и не загрустила. Только спросила:
— А мы сможем его видеть?
Тогда я ответила, что папа сможет увидеть ее, когда ему захочется, а сама Даша будет встречаться с ним во сне. И что теперь папа стал как маленький ангел. Но он никогда не появится перед ней в том виде, к которому мы привыкли, и это очень грустно, вот почему иногда я буду плакать.