— Это хорошо, что жалко, — неожиданно одобрил Владимир Евгеньевич, — не окаменела еще, значит. Главное, чтобы твоя жалость на соображалке не сказывалась, а так пусть будет. Только я тебе одно скажу, ты запомни, может, еще пригодится. Если человек жалость к себе вызывает, ну или там сострадание, не важно, как ты это называть будешь, — это значит, что его жизнь из зоны комфорта выкинула. А когда с человеком такое происходит, он что угодно может сделать, такое, чего от него не то что мама с папой, он сам от себя раньше не мог ожидать. Это не значит, конечно, что всех, кого жалко, надо сразу в кутузку тащить, но присмотреться к ним никогда не мешает. Кстати, о присмотреться. Время уже третий час. Он что, этот Громов, в зимнюю спячку завалился? Свяжись с группой наблюдения, пусть квартиру пощупают, надо узнать дома он или нет, в конце концов.
— Так, а что им сказать, пусть прямо в дверь звонят или чтобы что-то придумали?
— Да ну что они могут придумать? — скривился Матвейчук. — Пару недель назад придумали. Газовую плиту проверить решили, дебилы.
— И что, взорвалась? — испугалась Крылова.
— Да лучше б взорвалась, — подполковник раздраженно отбросил окурок в сторону, — дом вообще не газифицирован был. Им еще дверь не открыли, а они уже спалились, балбесы. Пусть так в дверь звонят. Если Громов дома, значит, он здесь не при делах. А если его нет, то значит, надо искать.
Спустя час, когда в Цибино уже добрались остальные выехавшие из Москвы на микроавтобусах сотрудники следственной бригады, группа наблюдения доложила о результатах проверки. В квартире никого не было, во всяком случае, на звонки в дверь никто не отреагировал и за дверью было тихо. С помощью участкового, которого привлекли для опроса жителей подъезда, удалось установить, что жил Денис Громов в квартире один, жил тихо, ничем не привлекая к себе внимания. Видели его соседи крайне редко, отчего у них сложилось впечатление, что он часто бывает в отъезде, однако куда он может уезжать и чем вообще занимается, не знал никто.
— Забавно, мужику столько лет, а про него никто ничего сказать не может, — Мясоедов с удовольствием потягивал крепкий кофе из огромной щербатой кружки, — надо прежний адрес его пробить, где он жил до того, как квартиру продал, может, там соседи чего знают. А жена-то у него где? Раз ребенок был, значит, и жена должна быть, или я чего-то не догоняю?
— Прошлое место жительства уже отрабатывают, — Крылова поставила чашку с кофе перед Матвейчуком, и тот благодарно кивнул, — только сейчас день, все на работе. Опера выловили одну старушку, но она толком ничего не знает. Сказала только, что жена Громова бросила, но это мы и без нее уже знали. Говорит, что якобы она сейчас живет с их бывшим соседом, но он, наверное, тоже на работе, так что ни с ним, ни с бывшей женой пообщаться пока никому не удалось. Там дежурит оперативник, будут ждать вечера, когда люди появятся дома.
— Одуреть можно, — Жора с шумом втянул в себя горячий кофе, — вот мужика жизнь по голове лупит, я думал, такое только в кино бывает.