Он хмыкнул:

– Кажется, твое настроение улучшилось.

– Тешав угостила меня чаем, – сообщила она. – Наверное, скоро буду прыгать по облакам. Только не заставляй меня смеяться. От избытка эмоций я издаю звуки, похожие на лай щенка рубигончей.

– Шаллан…

Она повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза, и проследила за его взглядом. Над ними взлетел Каладин, рассматривая что-то, чего они не могли видеть.

– Я не хотела тебя бросать там, на стене. Прости, – извинилась Шаллан. – Я не должна была позволять тебе убегать.

Он перевел дух и убрал руки с ее плеч.

«Я облажалась! – тотчас же поняла Шаллан. – Буреотец… Я все испортила».

– Я принял решение и ухожу в сторону, – объявил принц.

– Адолин, я вовсе не хотела…

– Шаллан, я должен это сказать. Прошу тебя. – Он стоял, напряженно выпрямившись. – Я уступаю тебя ему.

Она моргнула:

– Уступаешь… меня? Ему?

– Я вам мешаю, – объяснил Адолин. – Я вижу, как вы смотрите друг на друга. Не хочу, чтобы ты проводила со мной время из жалости.

«Вот буря! Теперь он пытается все испортить!»

– Нет! – отрезала Шаллан. – Во-первых, ты не можешь относиться ко мне, словно к какому-то трофею. Не тебе решать, кому я… достанусь.

– Я не пытаюсь… – Он опять перевел дух. – Послушай, Шаллан, это для меня тяжело. Я пытаюсь поступить правильно. Не усложняй.

– А выбирать-то я могу?

– Ты уже сделала свой выбор. Я вижу, как ты смотришь на него.

– Адолин, я художница! Увидев красивую картину, я ею восхищаюсь. Это не значит, что я захочу снять ее с крючка и вступить с нею в близкие отношения.

Каладин приземлился на крышу в отдалении, все еще напряженно во что-то вглядываясь. Адолин махнул рукой в его сторону:

– Шаллан, ну ведь он же в буквальном смысле… летает.

– Да? Выходит, именно это женщины должны искать в спутнике жизни? Это из «Руководства благовоспитанной дамы по ухаживаниям и семейной жизни»? Может, в издании от «Бекены»? «Дамы, не смейте и помыслить о том, чтобы выйти замуж за мужчину, который не умеет летать». Неважно, если другой претендент красив как грех, добр со всеми независимо от их положения, увлечен своим искусством и наделен истинным Стремлением, коему следует самым причудливым и уверенным образом. Неважно, если он тебя на самом деле понимает и необыкновенно внимателен к твоим проблемам, поощряет тебя быть собой, а не прятать свою истинную суть. Неважно, если тебе хочется сорвать с него рубашку и затащить в ближайший переулок, а потом целовать, пока у него не перехватит дыхание. Если он не может летать – ну что ж, придется положить всему конец! – Шаллан замолчала, чтобы перевести дух.

– И… – пробормотал Адолин. – Это все… про меня?

– Ты такой дурак. – Она схватила его за рваный мундир, прижалась и поцеловала так, что вокруг них появились кристаллы спренов страсти. Тепло поцелуя взбодрило больше любого чая. От него внутри у Шаллан все вскипело, забурлило. Буресвет – хорошее дело, но это… по сравнению с этой энергией он казался блеклым.

Буря свидетельница, она любит этого мужчину.

Когда Шаллан прервала поцелуй, он схватил ее и прижал к себе, тяжело дыша.

– Ты… ты уверена? Я просто… Шаллан, не сверли меня взглядом. Мне нужно это сказать. Мир заполнился богами, Вестниками и Сияющими, и ты одна из них. Я же практически никто. Я не привык к такому чувству.