— Двигай…

Он шел, прислушиваясь к дыханию двух людей, идущих с ним вместе. Один из этих людей шел справа, второй сзади.

После нескольких поворотов, совершенных, по его ощущению, в нескольких коридорах, его ввели в дверь. Один из конвоиров остановил его, придержав за плечо.

Третий голос, не принадлежавший ни одному из тех, кто его сопровождал, сказал:

— Подготовь мясо для разговора.

— Лады. — Тот, кто стоял сзади, разрезал скотч, связывающий руки Молчанова. Сказал в затылок: — Садись.

Он чуть помедлил, и его силой усадили. Почти тут же почувствовал, как его руки и ноги приматывают скотчем к ножкам и ручкам кресла.

— Сними с него колпак.

Голос того, кто приказал снять колпак, прозвучал откуда-то спереди. Это был голос Мони, он его узнал.

С него резко сдернули колпак.

Осмотревшись, он увидел, что сидит в большой комнате, похожей на лабораторию. В комнате было три окна и несколько выгородок, в каждой из которых стоял стол с компьютером. За одним из компьютеров, лицом к нему, сидели Моня и блондин с «конским хвостом», тот самый, который наблюдал за ним и Джоном в «Хайдауте». Похоже, они перед этим просматривали что-то на мониторе.

Кроме Мони и блондина в комнате было еще несколько человек, из них он знал только одного — высоченного громилу с черными усиками, того самого, который вручил ему в «Хайдауте» ключ от комнаты номер 3. Громила стоял рядом.

Несколько секунд Моня смотрел на Молчанова в упор. Усмехнулся:

— Как плавание, моряк?

Новый пахан дорогомиловской группировки сидел на вращающемся кресле с тонкой ножкой, отчего его грузное тело казалось еще грузнее. На нем была белая рубашка с расстегнутым воротом, из-под которого виднелась грудь, покрытая светлыми волосами.

Рот Молчанова закрывала клейкая лента, но он не ответил бы на этот вопрос, даже если бы ленты не было. Худшее, что можно сделать в разговоре с братвой, — дать слабину, а ответ на вопрос подобного рода был бы признаком слабости.

Моня скривился:

— Свалите отсюда все, кроме Чукро и Хана.

Подождав, пока из комнаты выйдут все, кроме него самого, блондина и громилы, Моня бросил:

— Хан, сними нашлепку.

Громила, которого Моня назвал Ханом, отодрал от губ Молчанова ленту.

Некоторое время Моня наблюдал за ним. Наконец сказал:

— Ну что, Кузя, он же моряк с сухогруза «Миранда»? Он же Павел Молчанов? Рассказывай, как ты замочил Буруна?

Торопиться с ответом не следовало в любом случае, к тому же надо было обдумать то, что сказал Моня.

Моня достал платок, промакнул лоб и шею.

— Опять будешь прикидываться, что не волокешь по-русски? — Протянул руку, и блондин вложил в нее пластиковый прямоугольник. Вглядевшись, Молчанов понял: это его водительские права.

— Фотка вроде твоя, — сказал Моня. — Молчанов Павел должен ведь говорить по-русски? А?

Не спеша, четко отделяя одно слово от другого, Молчанов сказал:

— Слушай, Филимонов, ты допустил большую ошибку, захватив меня.

— Да? Ты так считаешь?

— Не я считаю, а так оно и есть. Даже если бы ты захватил меня в России, ты допустил бы большую ошибку. Но, захватив меня здесь, в Америке, ты допустил огромную ошибку.