Я аккуратно, с наслаждением улегся на кровать, замер, заложив руки за голову. Хорошо! Будто и правда я никуда не уезжал и мне снова шестнадцать лет. Торопимся взрослеть… дураки! Какие мы в юности дураки!

Шаги. Отец. Медленно прошел на кухню, включил свет, загремел пододвигаемый табурет. Шумно пьет холодный чай с лимоном – из пивной кружки, ага. В нее влезает ровно литр, проверено! Много чаю можно навести!

Сидит на кухне, не уходит. Уснул?

Так что же делать, что? Вообще-то у отца крепкое сердце, никогда не жаловался. И вообще он мужик довольно резкий, чуждый мистики и всякой чертовщины. Всегда говорил, что не верит в экстрасенсов и всякую такую чушь. Если сейчас я выйду, сяду перед ним – что будет? Не поверит ведь! Решит, что кто-то забрался в дом, нарядился погибшим сыном!

Бритва Оккама, точно. Отрезай лишнее, мистическое! Самый правильный вывод – самый простой! И что тогда делать?

Да будь что будет! Я что, трушу?! А ведь трушу, точно! Боюсь!

Я рывком соскочил со скрипнувшей кровати, тихо, как и прежде, прошел в кухню. Отец сидел за столом, повесив голову, глядя в столешницу, а когда услышал мои шаги, головы не поднял и лишь тихо бросил:

– Не спится, мать? Ты бы поспала… убиваешь себя. Помрешь – я как без тебя буду жить, ты соображаешь? Прекрати…

Он поднял голову, осекся, и на его лице вначале проступила растерянность, потом необычайное изумление, а лицо побледнело как мел! Попытался что-то сказать, но я его остановил, стараясь, чтобы мой голос был хоть немного похож на голос того Пети Шишкина, который жил в этой квартире годы и годы назад:

– Пап, тише! Маму напугаешь! Я жив! Ну да, я жив! Это долгая история, и, возможно, ты в нее не захочешь верить, но все именно так – я жив вопреки всему! Помнишь, когда я уходил жить с Машкой, сказал, чтобы вы мои тапочки никуда не убирали? Чтобы они всегда ждали меня у кровати? Вот и дождались! Я жив, папа! Жив!

Отец зажмурил глаза, по щекам прокатились две слезы. Проморгался, выдохнул:

– Ты-ы… никто не знает про тапочки! Никто! Значит – это ты! Фффуухх… я уж думал, что спятил! Видения начались! Дай я тебя пощупаю, ну?!

Отец обнял меня так, что затрещали кости, и потом долго не отпускал. Так мы и стояли – обнявшись, чувствуя, как колотится родное сердце.

А потом сидели друг напротив друга, и я рассказывал – все, как было. Ну… почти все. Зачем родителям знать о сексуальных похождениях детей, ведь правда же? Родители ведь, как никак… неудобно.

Отец смотрел на меня, недоверчиво крутил головой, а когда я продемонстрировал исчезание в подпространство и появление в другом конце кухни, наконец-то поверил в мои «бредни». Да, трудно принять правду, особенно если она так похожа на волшебную сказку.

И он пошел к матери. Его долго не было, а потом… потом мы отпаивали маму корвалолом и всякой такой пахучей дрянью, которую нашли в аптечке. А когда откачали, когда она отплакалась, отрыдалась, – долго сидели и пили чай, а я рассказывал и рассказывал, рассказывал и рассказывал, пока не охрип. И тогда уже сидел молча и слушал моих папу и маму, наслаждаясь забытым домашним покоем.