Квартира – она казалась мне большой, просторной, такой просторной, что я гордился, какая здоровенная у меня квартирища! И что теперь? После дворцовых покоев, после спальни, которая больше похожа на вертолетный ангар, чем на спальню, – и вот эта жалкая конурка?! А я ведь прожил бы здесь скорее всего долгие, долгие годы. Потом купил бы квартиру побольше, а может, и загородный дом, чтобы затем часами стоять в пробке по дороге на работу. Убогая жизнь! Убогая судьба! Разве можно сравнить ее с нынешней? Яркой, насыщенной, красивой… сказочной?

Мне вдруг стало смешно. Я представлял себе – как вернусь в квартиру, как отомщу убийце, как она будет умолять меня оставить ее в живых… правда, почему-то никогда не доходило до самой главной сцены – казни негодяйки. Мое «кино» заканчивалось на том, что она умоляет меня, ползая по полу и хватаясь за ноги. А потом все, занавес! Что я с ней сделал после «антракта» и что собираюсь сделать сейчас – абсолютно непредставимо. Ну что же, попробую импровизировать!

Я вышел из подпространства и тут же посмотрел на себя в высокую зеркальную стену, которую установила моя бывшая – видимо, для того, чтобы наслаждаться видом себя самой, отдающейся разным мужикам. То, что я увидел, – мне понравилось. Залитое кровью, перекошенное, но вполне узнаваемое лицо, голова слегка набок, и неподвижные белесые глаза внимательно смотрят на мир со вселенским укором и печалью.

Руки в крови, кисти рук я сделал побольше – эдакие загребущие лопаты, способные утащить за собой в преисподнюю любого, до кого они доберутся.

Сквозь белую рубашку, разорванную на полоски, пропитанную алой кровью, проглядывает сине-серое, покрытое хирургическими швами изуродованное тело. Настоящий зомбак! Классический! Прелесть, а не покойник!

– Ааааа! А! А! А!

Моя бывшая супружница задергалась, засучила ногами, между которых уютно пристроился толстый боров, – она увидела меня, тихо, маленькими шажочками, вытянув руки-загребуки подходящего к «ложу любви».

Боров воспринял ее вопли за признак удовлетворения, радостно заухал, зарычал, вызывая воспоминания о боевых треножниках марсиан (так ухали проклятые инопланетяне, выпивая кровь из несчастных горожан), заколыхался, наполняя преступное лоно шлюшки своей вонючей слизью, а потом обмяк, отдуваясь, довольно ухмыляясь, как огромный морж, только что покрывший очередную самку из своего гарема.

Но моя бывшая так и продолжала выть, указывая на меня, застывшего на месте в самой красивой из зомбачьих поз – позе панночки, разыскивающей Хому Брута, спрятавшегося за силовым полем молитвы.

Кстати, обстановка располагала к ужастику – свет из светильников розовато-красный, за окном ночь – самое время для вылазок нечистой силы!

Боров наконец-то осознал, что воет девка не потому, что восхищена его гнилым стручком, теряющимся в складках жировой прослойки, повернул голову, и…

Нет, я не ожидал такой прыти от стапятидесятикилограммового хряка. Он слетел с кровати так, будто не давили его годы, сожранные бесчисленные шавермы и выпитые тонны консервированного пива, будто только что не отдал все свои силы в сладострастном порыве удовлетворить эту холодную, так любящую деньги красавицу! Эту шлюху, которая не гнушалась ничем, лишь бы раскрутить его на очередной банковский «транш»!