Жестоко? А не хрена убивать мужей! Тем более таких замечательных, как я!

«И наказание преступлению должно быть подобно!» Ну не выкидывать же ее с балкона, я все-таки не такой зверь, как она. Пусть посидит на зоне, помучается, поработает для народного хозяйства. Кстати – надо будет подсказать родителям, чтобы отсудили у гадины квартиру – убийца ведь не может наследовать за жертвой! Квартира-то куплена на их деньги, на деньги папы и мамы!

И кстати, о них… о родителях… нужно принять свой нормальный облик. Хватит зомбачьей рожи! Не дай бог так появиться перед мамой – ее точно кондратий хватит!

По памяти придал себе приличный вид, сделав Петю Шишкина – молодого, здорового, двадцатипятилетнего парня, – и мгновенно переместился в квартиру родителей, в прихожую – такую знакомую, до малейшей царапины на обитой рейкой стене.

Это мы с отцом обивали, а потом покрывали лаком. Вернее – он, а я только помогал, держал планки. Как давно это было! Между стуком молотка по гвоздю и этой минутой – целая жизнь. Нахлынули воспоминания, и я едва не разревелся от нахлынувших чувств.

Быстро взял себя в руки и, аккуратно, тихо ступая по покрытому линолеумом полу, пошел туда, откуда доносился звук работающего телевизора.

Мама сидела в кресле, накрывшись пледом, смотрела в телевизор, или, скорее, над телевизором, остановившимся, мертвым взглядом. Она не спала, пребывая в состоянии то ли забытья, то ли глубоких раздумий.

О чем она думала? Возможно, о том, что ей никогда уже не придется увидеть своих внуков? Представляю, как ей сейчас тяжело!

В спальне раздавался храп отца. Он ложился рано и вставал рано – что меня всегда бесило. Только колхозники ложатся с зарей и встают с зарей, а мы все-таки «типа интеллигенты»! Можем ведь позволить себе поваляться подольше, хотя бы в воскресное утро?!

Отец всегда смеялся на мои возмущенные речи, но старался в выходные дни ходить потише и не греметь посудой. Что, впрочем, ему не очень-то и удавалось.

Итак, я дома. И вот как же мне тогда объявиться? А если маме станет плохо? Если сердце откажет? Ну – вот только представить – сын, которого похоронили… непонятно сколько времени назад (А я не знаю, сколько здесь прошло времени! Может, у нас там оно течет медленнее, чем здесь! Или наоборот – быстрее!), приходит в дом – как живой! Покойник! Приходит! Ай-яй… я как-то об этом и не подумал!

И тут мама вдруг пошевелилась и тоненько всхлипнула:

– Петенька! Петенька, мой Петенька! Ну как же так, а? Как же так?!

У меня сердце оборвалось. Я попятился назад, опомнился и мгновенно сбежал в подпространство, прежде чем она что-то заметила. Нет, нельзя так! Я ее убью своим появлением!

Вот же свинство! Я дома и не могу показаться родителям! И не могу придумать, что мне делать!

Снова вышел в реальный мир, но уже в соседней… в моей комнате. Тут все осталось по-прежнему, будто я отсюда и не уходил. Книги, старенький музыкальный центр, тапочки. Да, мои старые, затертые тапочки ждали меня возле кровати! Мама всегда говорила, что если мне станет плохо – чтобы я ехал сюда, в свой дом, и меня всегда будет ждать моя уютная кровать и мои тапочки.