– И как я должна это делать, если ты никогда не прислушиваешься ни к единому моему слову?

– Мое выздоровление свидетельствует об обратном. Ты можешь оценить степень моего выздоровления, пока мы танцуем.

И еще ряд других вещей, горячо подумала она, когда Данте притянул ее к себе.

– Я не уверена, что это уместно.

– Неуверенность тебе не подходит, сеньорита Слейтхоум. Ты хочешь заставить меня сомневаться в тебе?

– Не в том, что касается моей терапии.

– А в чем еще мне следует сомневаться?

Щеки Джесс вспыхнули.

– Если ты не хочешь танцевать со мной, это другое дело, – сказал ей Данте, расслабленно пожав плечами, – но ты обещала мне этот танец, чтобы отпраздновать мое выздоровление.

– Я не помню, чтобы обещала это.

– Амнезия ужасно затрудняет жизнь.

– Не шути. Я знаю, что ты снова меня дразнишь.

– Я?

Голос Данте был таким теплым и соблазнительным, а его тело таким горячим и сильным, что на мгновение она позволила себе расслабиться.

Конечно, она должна была знать лучше.

– Я не позволю тебе разыграть профессиональную карту на свадьбе, – предупредил Данте, – или взять на себя роль Золушки. Ты не сможешь сбежать от меня в полночь.

– Так ты теперь сказочный принц?

– Да, у меня есть белая лошадь.

– И ответы на все вопросы.

– Я стараюсь изо всех сил, – согласился Данте.

– Если я соглашусь танцевать, то только при условии, что ты сядешь и отдохнешь после танца.

– Отдохнуть? – Губы Данте приподнялись в улыбке, и он склонился к ней ближе. – Никаких шансов. Даже отдыхающий волк по‑прежнему остается опасным животным. Твоя терапия работает, и теперь ты увидишь результат лечения.

Почему она выбрала именно этот момент, чтобы посмотреть в смеющиеся глаза Данте?

– Так лучше, – прошептал он, привлекая ее внимание к своим губам. – Расслабься. У тебя есть возможность веселиться, не чувствуя себя виноватой.

Она тяжело вздохнула, в то время как Данте продолжил тем же успокаивающим тоном:

– Ты выглядишь прекрасно сегодня, и, поскольку Мария сейчас занята своим мужем, ты свободна от своих обязанностей и можешь танцевать со мной.

О, это было опасно. Но она не могла сопротивляться. В таком сказочном платье Джесс чувствовала себя иначе: как будто все было возможно для женщины, которая надела это платье. Когда наступит утро, она снова станет дочерью фермера и будет смотреть на вещи по‑другому, а пока…

Что‑то кардинально изменилось между ними, размышлял Данте, пока Джесс раздумывала, стоит ли идти с ним танцевать. Она знала, что это рискованно. Напряжение между ними было слишком сильным. Они знали друг друга хорошо, но в некотором смысле совершенно не знали. По‑прежнему в их пазле отсутствовало несколько частей.

О чем она думала, когда он лежал на массажном столе у нее под руками? Данте старался не думать об этом. Мысли были опасны, потому что одного ее вида было достаточно, чтобы он возбудился. Даже боль, которую он испытывал под ее пальцами, возбуждала его. В Джесс все было возбуждающе. Она была особенной женщиной, которая эмоционально требовала от него большего, чем он когда‑либо был готов дать.

Накопленные чувства взорвались внутри ее, когда Данте заключил ее в свои объятия. В этом было что‑то настолько убедительное и правильное, что само по себе насторожило ее. Это был не просто танец – это был рушащийся барьер. Это было разрешение чувствовать и надеяться на что‑то большее. До сих пор она была с ним так осторожна не только из‑за рабочих отношений. Естественная осторожность сыграла свою роль. Данте был игроком во всех смыслах этого слова. Его связи были многочисленными и недолговечными, хотя в данный момент он заставлял ее чувствовать себя единственной женщиной в его жизни.