– Ты должна исполнить уговор и выйти за Святослава Ингоревича, – внушал ей отец. – А там, коли будет Господня воля, муж прислушается к твоим словам, и вы вместе примете крещение, а потом и народы русские за собой к вратам Божьим приведете.
Горяна слушалась родителей – этот долг на нее возлагал и старый закон, и новый, – но с каждым годом ей все труднее удавалось мириться со своей вынужденной нечистотой. Ведь сказано: «если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие»[23]. Двери этого Царства были так близко, она чувствовала, что душа ее уже на пороге. Но Христос заповедал идти к Нему не только духом, но и телом. «Кто будет веровать и креститься, спасен будет»[24]. Мало толку от крещения без веры, но и от веры без крещения – немногим больше. Не войдет в чистый дом путник в грязной обуви, и не войдет в Царство Божие тот, с кого не смыт первородный грех и все грехи и заблуждения прежней языческой жизни. Но если сотни, тысячи людей вокруг Горяны жили весело, не замечая своей нечистоты, то она ощущала ее тем сильнее, чем больше стремилась от нее избавиться.
Ехать в Киев она не хотела: там ждал ее тот самый «знатный и богатый юноша», один из тех, что и других чистых душой дев подстерегали на пути к Господу. Но Святослава на месте не оказалось, зато здесь она встретила Ригора-болгарина. И воодушевилась: в Киеве есть церковь, есть христиане, есть служители Божьи, не боящиеся угроз. А ведь здесь были и свои мученики, о которых не знают люди, но знает Господь. Ростислава, сестра отца, рассказала ей о мученической кончине отца Килана, убитого нечестивцами, и деда, Предслава Святополковича, тоже в тот день пострадавшего и скончавшегося месяц спустя.
Олег Предславич, свидетель тех событий почти двадцатилетней давности, ей об этом не рассказывал. Горяна знала лишь, что дед по отцу умер в Киеве, но поскольку дожил он до весьма преклонных лет – без малого шесть десятков, – она не задавалась вопросом о причинах его смерти.
Но теперь она знала. Ее родной дед, человек знатный и богатый, как те родители из житий святых, сам пострадал за веру Христову. И уж верно вошел в Царствие Небесное. Как же не сокрушаться ему, видя, что и внучка тянется по его стопам, желает вместе с ним наследовать Царство Небесное в жизни будущей, а ей преграждают путь!
Вслед за Эльгой Горяна вошла в жилую княгинину избу. В гриднице она почти не бывала, княгиня всегда принимала ее здесь. Браня только встала и сидела за столом. Больше никого еще не было, лишь две челядинки. Зимец заглянул, поставил на скамью у входа короб и исчез.
Эльга мимоходом погладила Браню по голове, заглянула в миску, увидела, что там почти ничего не осталось, и кивнула Скрябке:
– Ступайте к Предславе.
– Я Солнцедеву возьму? – Браня ухватила новую куклу, которую ей сшила Ута и обрядила в платье из золотисто-желтых шелковых лоскутков.
Эльга кивнула, потом указала Горяне на скамью. Сама тоже села, положила руки на колени.
– Твой отец знал об этом? – спросила она, оставшись с девушкой вдвоем.
– Нет, – быстро ответила Горяна, боясь больше повредить отцу, чем себе.