— Логично. Но возникает еще один вопрос.

— Какой?

— Если Анна караулила мужа возле подъезда подруги, то она должна была сразу заметить, что «Мерседеса» мужа там нет.

— Он мог приехать на такси!

— В принципе мог…

Распрощавшись с Жанной, Мирослава отправилась домой, где и сообщила Морису, что у нее такое впечатление, будто она бьется головой о стену, обитую ватой.

— Хорошо, что ватой, — обронил он.

— Чего же здесь хорошего? — удивилась она.

— А вы думаете, что лучше биться о каменную стену?

— Нет, не лучше.

— Значит, от Жанны тоже не удалось ничего узнать?

— Кроме того, что она подтвердила, что Анна Фалалеева за два дня до убийства ее мужа все-таки была у Маргариты.

— Как она могла это подтвердить? Разве она присутствовала при этом?

— Нет, но Маргарита звонила ей и рассказывала.

— Максименкова могла рассказать ей об этом специально потом.

— Не потом! А до того, как стало известно о печальном событии.

— И что это нам дает?

— Что Маргарита говорит правду, а Анна зачем-то лжет…

— Но какой ей от этого толк?

— Наверное, какой-то есть. Например, месть подруге.

— Но это так не похоже…

— На хорошую девочку Аню?

— В общем, да.

— Люди меняются под грузом обстоятельств…

Мирослава замолчала и уставилась неведомо куда.

Прошло несколько минут, прежде чем Морис осторожно спросил:

— О чем вы думаете?

— О бомжах…

— О бомжах?!

— Да. Я поеду на дачу!

— На дачу?

— Да, на дачу Фалалеева.

— Надеюсь, не сейчас?

— Завтра.

— Мне поехать с вами?

— Нет, мне лучше сделать это одной.

— Как скажете…

«Мирослава права, — думал следователь Наполеонов, сидя в своем кабинете ранним утром, — я отношусь к обвиняемой предвзято».

Максименкова вызвала в нем неприязнь с первых минут общения. И потом, опять же, все улики против нее.

Он тяжело вздохнул и решил лично опросить соседей Фалалеевых.

— Какая нелепость, — ворчал он себе под нос, — опрашивать соседей жертвы в поисках…

«В поисках чего? — спросил он сам себя и подумал: — Мирослава бы непременно сказала — в поисках истины. А кто ее хоть когда-нибудь видел, эту истину как таковую. Так нет же, ищем! Стремимся к идеалу», — он снова тяжело вздохнул и тронул с места свою белую «Ладу Калину».

Наполеонов обожал свою машину. Ее белый цвет напоминал ему белого коня, и, разъезжая на ней, он чувствовал себя чуть ли не полководцем, одерживающим победы и въезжающим на белом коне в покоренные города. Городами этими, естественно, были триумфально раскрытые дела.

Он грустно улыбнулся, глядя на дорогу, казавшуюся бесконечной.

Благодаря тому что следователь приехал для поквартирного опроса ни свет ни заря, он застал жильцов всех квартир на одной площадке с квартирой Фалалеевых.

Позвонив в первую из квартир, Наполеонов приготовился ждать, но дверь распахнулась мгновенно, и на него набросилась рыжеволосая фурия в голубом полупрозрачном халате со словами:

— Где тебя носит, паразит?!

Наполеонов невольно сделал шаг назад.

— Ой! — Женщина мгновенно преобразилась, и на ее лице появилась виноватая улыбка, — простите, я думала, что это мой муж.

— Ласково же вы встречаете мужа, — вырвалось у Наполеонова.