Иначе нельзя, пытался я сам себя уговаривать. Иначе можно запросто свихнуться. Невозможно работать в таком месте и остаться таким, каким был раньше. Все эти изменения — просто неизбежный результат эволюции.

Вот и в этот раз я каталку подогнал и стал в одиночку труп с кровати на каталку перетаскивать, занятый какими-то своими мыслями, но точно не о жизни и смерти. А что один, так у меня это уже отработанный прием. Ваню я решил не дожидаться, и потом, что его отвлекать, он должен Волохова доставить к месту дислокации.

Но такого здоровенного я еще не перекладывал. Наверное, поэтому у меня произошла осечка. Каталка, хоть и стояла на тормозе, отъехала от кровати, и в образовавшуюся щель проскользнуло огромное тело Неизвестного со всеми его татуировками. Это была катастрофа.

Я тут же призвал на помощь Ленку и Маринку, мы мужественно в течение четверти часа пытались оторвать покойника от пола, но все наши усилия были тщетны. И тогда Ленка Щеглова пошла за Кимычем. Вот Кимыч совсем был тогда не нужен в коридоре, совсем. Потому что, как только он вышел из ординаторской, причем в состоянии крайнего раздражения, в другом конце коридора нарисовался Иван Алексеевич собственной персоной.

Ваня приближался, и в его походке, прямо скажем развязной и дерзкой, был вызов и нахальство. Волохова с ним рядом не наблюдалось.

Кимыч озверел: он почувствовал запах за полусотню метров. Я же сделал страшные глаза и одними губами принялся артикулировать Ване все самые отборные непечатные выражения.

Это возымело неожиданный эффект. Иван моментально сгруппировался, собрался, нахмурился, подбежал к нашей дружной группе и быстро, а самое главное молча, взялся за работу. Получилось все как надо, не считая того, что у Кимыча вступило в спину.

— Моторов, — простонал он, согнувшись пополам, — если вы через пятнадцать минут не прибежите назад и не притащите Волохова, я вам не завидую!

Мы в полном молчании ехали по подвалу — я впереди, Ваня замыкающим. Только перед лифтом, который поднимал каталки в морг, я сказал ему очень четко и зло:

— Ваня, хватит на сегодня, у нас и так будет с тобой выше крыши. Сейчас скидываем труп и мухой в отделение, ты понял? Если, конечно, не хочешь в глаз от меня получить!

И нажал на кнопку звонка.

Иван ничего не ответил, но мне показалось, что он меня понял. Он стал тихим и виноватым. Мне его тут же стало жалко. Я его жалел целую минуту. Или даже полторы. До того момента, пока двери лифта не распахнулись.

Вышедший оттуда санитар Володька Цурканов увидел нас и весело воскликнул:

— Вот это я понимаю! Ваня с Лешей! Не люди, а подарок судьбы! Представляете, у меня сегодня бутылка спирта, а вот пить, кроме как с мертвецами, абсолютно не с кем!

И загоготал.

Чернокожий кубинец прижал нашего боксера к канатам и начал осыпать его ударами в рваном ритме. Левый, левый, правый, опять левый, уже по корпусу, потом подряд два правых в голову и левый апперкот.

— Видал, как месит! — одновременно восхищаясь и негодуя, воскликнул Володька. — Мы же их, гадов, обучили, а они теперь что хотят, то и творят!