– Фортуна? – на пробу спросил я.

Она зарылась лицом глубоко в подушку и, может быть, даже спала, потому что не шевелилась, а дыхание под моими руками было медленным и размеренным. Внезапно я оказался на огромной высоте и смотрел сверху на нас обоих: на сонную вялую шлюшку и тощего потного мужчинку, бьющегося об нее, как механический молот в кузнице.

– О Господи! – выкрикнул я в отчаянии и упал на спину, захваченный пошлостью всего этого.

Девица дремотно приподняла голову.

– Мм… Вот хорошо, – пробормотала она, перекатилась на бок и опять заснула.

Я растянулся на полу рядом с кроватью, прилипнув задницей к сарацинскому ковру и прикрыв углом простыни пах, который все еще был напряжен, хотя и совершенно онемел. В дверь постучали. Я проигнорировал стук, но он раздался опять, и дверь чуть приоткрылась. Внутрь просунулась голова: один из старших слуг, чрезвычайно расстроенный.

– С какой стати ты это делаешь? – невнятно пробубнил я, пытаясь завернуться в простыню, но не в силах прикрыть нелепое бессмысленное возбуждение.

– Мне очень жаль тревожить ваш… ваш отдых, мессер Нино, – прошипел слуга, – но я не знаю, что еще делать. Гость хозяина в ужасном состоянии.

– Найди Паголини, – буркнул я.

– Мессера Доменико нет. Я и не помыслил бы беспокоить вас, но… Он же еще и племянник Папы.

– И?..

– Пьян и беснуется. Уже избил Артуро. Мы не можем его вышвырнуть: он же граф, помоги ему Господь.

– Черт! – Я поскреб голову: ногти казались львиными когтями. – И чертов племянник Папы! Ладно. Хорошо, дьявол его побери!

Напялить одежды стоило немалого труда, но все же прошло более гладко, чем раздевание, хотя в итоге штаны болтались на заднице, а дублет застегнулся неровно. Слуга ждал меня в коридоре. Что бы он ни подумал обо мне и о том, что сейчас увидел, он оставил это при себе.

– Его святейшество уехали домой, – говорил он, – но граф Джироламо пожелал отпробовать особых вин из запасов виночерпия и после одной чаши хотел еще и еще. Начал требовать женщину. Сказал… – Слуга понизил голос. – Сказал, что знает, какие вещи здесь творятся. Всякие мерзости… прошу прощения, мессер.

– Мы все существуем, чтобы служить кардиналу Борджиа, – желчно напомнил я. В моих внутренностях будто завелся муравейник, а голова была набита тлеющими углями. – Я не задаю вопросов. И ты уж точно не должен.

Я последовал за ним вниз по лестнице, и, к моему удивлению, он привел меня в кухню. Там на любимом табурете Теверино сидел Джироламо Риарио со смертельно бледным лицом. Его котта была заляпана жиром и вином, а в роскошной золотой цепи застрял кусок баранины. Увидев меня, он сел прямо и замахал руками, чтобы удержать равновесие.

– А! Добрый хозяин борделя! – воскликнул он, указывая на меня трясущейся рукой. – Подавай мне женщину!

– Прошу прощения, ваша светлость. Боюсь, я не могу обеспечить вас необходимым. Видите ли, это дом кардинала. Возможно ли поручить кому-нибудь из ваших охранников сопроводить вас в приличный… дом развлечений?

– Как ты смеешь! Как, черт тебя дери, ты смеешь!

Риарио вскочил на ноги и пошатнулся. Подумав, что он вот-вот упадет, и решив, что лучше бы племяннику Папы не разбивать череп о плиты кардинальского пола, я бросился к нему, сам нетвердо держась на ногах, и обхватил его поперек груди. Он тут же замахнулся и ударил меня в лицо. К счастью для меня, в его кулаке не было силы, и он просвистел мимо моего уха. Мне удалось схватить его за запястье и удержать руку внизу.