Подъехав наконец к роднику, маленькой мраморной колонне с водой, струящейся из железной трубки, я принялся жадно глотать из сложенных ладоней, так что вода обожгла мне горло и заболели зубы. Но я все равно глотал, лакая, как мастиф, пока моя одежда не вымокла спереди. Вот странность: это оживило меня, хотя жидкость мучительно бурлила в моем желудке, словно расплавленное олово.

К тому времени, как я добрался до приличной деревеньки, моя голова чувствовала себя так, будто невидимый шип вставили в точку, где сходились три пластины черепа. Два горячих пальца засели под глазами, выдавливая их наружу. Горло горело, а зубы казались обломками льда. Желудок саднил, конечности болели, кожа истекала пóтом, хотя и была вся покрыта мурашками. Не будь мысли о Тессине где-то впереди, о Тессине в опасности, я бы свернулся клубочком под деревом и стал ждать конца. Это была единственная мысль, которую мне удалось удержать в голове с прошлой ночи. Тессина вышла замуж за Марко Барони. Марко, в своей безумной гордыне, заключил союз с Пацци и собирается выступить против Лоренцо. Если он преуспеет… Но как это возможно? А если он потерпит неудачу, Тессина будет запятнана его предательством. Ей не спастись от Медичи. Тревожился ли я за Лоренцо и его семью? Едва ли. В моем мозгу рисовалась картина тел, свисающих из окон Синьории. Я задираю голову посреди вопящей толпы и вижу там висящую Тессину…

После бесконечных миль я нашел трактир и убедил хозяина продать мне винный мех, который наполнил добрым белым вином, потому что не знал, попадутся ли на дороге еще родники. Я выпил кружку на пробу, и хотя оно жгло, словно пламень ада, по крайней мере, в моем черепе прекратился звон и грохот, а тело перестало потеть и успокоилось в ощущении некой вялой болезненной влажности.

Накормив и напоив лошадь, я поскакал дальше по пустынным землям. Поскольку фальшивая уверенность от снадобий улетучивалась, пустоту бросилась заполнять вина, а также, одно за другим, горькие осознания всех пятен, что я насажал на своей душе, всего эгоизма, всей гордыни и жадности.

Я решил ехать всю ночь, ради быстроты и поскольку сомневался, что усну, а если усну, то какие могут прийти сны? Но прямо перед тем, как солнце коснулось горизонта, я оказался на участке дороги, который выглядел знакомым. Сначала я подумал, что это галлюцинаторная работа моего измученного организма, но постепенно узнал этот камень, эту высокую изгородь из камыша. А дальше, прямо передо мной, открывалась тропинка, которая вела… Я попытался вспомнить. Старая женщина, добрая, славная старая женщина. Донна Велия. Я повернул коня, и мы сошли с дороги. Долина была такой же, как я запомнил ее: заросли тростника, стены, усеянные козами каменистые поля. И каменный домик. «Донна Велия!» – позвал я, чтобы не пугать ее. Света не было видно, и дым не шел из трубы, но у меня сохранилось воспоминание, что она задерживалась допоздна на верхних полях, так что я поторопил лошадь вперед, прямо к двери. Я привязал лошадь к старому персиковому деревцу и постучал в дверь. Постучал еще раз. Попробовал задвижку. Она застряла, потом подалась. Когда я толкнул дверь, петли зашатались, и я почувствовал, как гвозди ерзают и ходят в дереве. Я вошел.