«Какие хорошие актеры!.. – думал молодой полицейский. – Какое совершенство!.. Какие познания!.. Я легко мог бы попасться на удочку, если бы у меня не было твердой уверенности!..»

Мужчина в фетровой шляпе завладел разговором. Он приводил о тюрьмах Франции такие подробности, которые невозможно найти даже в специальной литературе. Он рассказывал о характере директоров всех централов, о дисциплине, которая в одной тюрьме строже, в другой мягче, о том, что еда в тюрьме Пуасси в десять раз лучше, чем в тюрьме Фонтевро…

Лекок, покончивший с едой, заказал полсетье[24] водки и, прислонившись к стене, закрыв глаза, сделал вид, что задремал. На самом деле он внимательно слушал.

Потом слово взял Май. Он рассказал свою историю точно так же, как рассказывал ее следователю, от убийства до побега, не забыв упомянуть о подозрениях полиции и правосудия относительно его личности, о тех самых подозрениях, которые, по его словам, вызывали у него смех.

Он говорил, что считал бы себя счастливчиком, если бы у него были деньги, чтобы уехать в Германию. Но денег у него не было, и он не знал, как их раздобыть. Он даже не сумел продать свою старую одежду, которая сейчас при нем, завернутая в сверток.

Тут мужчина в фетровой шляпе заявил, что у него слишком доброе сердце и что он не может бросить приятеля в беде. Он знает одного сговорчивого торговца, который живет на этой же самой улице. И он вызвался проводить Мая к нему.

Май тут же встал и сказал: «Пошли!» И они пустились в путь. Лекок последовал за ними. Они бодрым шагом дошли до улицы Фер-а-Мулен и свернули в темный узкий проход.

– Бегите, старина, – обратился Лекок к папаше Абсенту, – узнайте у консьержа, нет ли у этого дома второго выхода.

У дома был только один выход, на улицу Муфтар. Полицейские стали ждать.

– Они нас заметили! – шептал молодой полицейский. – Готов биться об заклад! Вероятно, подозреваемый меня узнал или посыльный из гостиницы «Мариенбург» описал меня сообщнику!..

Папаша Абсент молчал. В тени прохода показались оба приятеля. Май подбрасывал на ладони несколько монет достоинством в двадцать су. Казалось, он пребывал в отвратительном настроении.

– Какие же жулики эти старьевщики!.. – ворчал он.

И хотя его одежду купили очень дешево, Май счел своим долгом отблагодарить мужчину в фетровой шляпе и предложить ему стаканчик какого-нибудь напитка. Они вместе зашли в питейное заведение.

Там они пробыли целый час, по очереди угощая друг друга. Потом вышли. Но, не сделав и сотни шагов, они решили зайти в лавку виноторговца. Однако виноторговец выставил их вон, поскольку уже закрывался. Тогда приятели устремились в следующее заведение. Но и там их прогнали. Он пошли в следующее, затем в еще одно…

И так, выпивая то бутылку, то по стаканчику, они к часу ночи добрались до площади Сен-Мишель. Но там пить было негде. Все оказалось закрыто.

Посовещавшись, немного поспорив, они направились в сторону Сен-Жерменского предместья, взявшись за руки, словно хорошие друзья. Спиртное – а выпили они изрядно, – казалось, сделало свое дело. Они шатались из стороны в сторону, отчаянно жестикулировали, громко говорили, причем одновременно.