Лэнс прислоняется к дальней стене — видно, что он рад бы оказаться подальше отсюда. Шивон заметила, как он машинально стал тереть ладони друг о друга, пытаясь согреть их, но спохватился и заложил руки за спину. Сью придерживает Шивон за локоть.

— Это доктор Картер, Шивон.

Доктор Картер кивает Шивон, и той приходится отвести взгляд от ее добрых глаз.

— Боюсь, что у вашей дочери тяжелые травмы. Пожалуйста, приготовьтесь.

Шивон кивает. Давайте.

Доктор Картер откидывает скрывающую тело светло-зеленую простыню, и, когда из-под нее выбиваются непокорные светлые кудри, Шивон понимает: ей придется запереть внутри часть себя. Может быть, эту часть она уже никогда не выпустит.

От лица осталось мало, но достаточно. Достаточно, чтобы мать узнала дочь. Шивон поворачивается к Сью и кивает:

— Это Поппи.

Теперь Шивон плачет. Она знала, что так будет. Такого никому не пожелаешь. Сью кладет руку ей на плечо.

— Шивон, я должна еще задать вам пару вопросов. Поскольку у нее такие тяжелые повреждения, могли бы вы назвать какие-нибудь ее особые приметы?

Шивон судорожно глотает воздух.

— У нее длинный шрам на левой икре, сзади, от колючей проволоки на острове Уайт. И шишка на левом запястье — она его ломала, играя в хоккей. И глупая татуировка.

Сью смотрит на доктора Картер, та кивает.

— Спасибо, Шивон, — говорит Сью. — Вы хотите побыть здесь еще немного? Никакой спешки.

Шивон не хочет снова поворачиваться к телу. Насмотрелась. Эта картина останется с ней до конца ее дней.

— Или пойдем куда-нибудь, где потеплее? Выпьете чаю?

Шивон кивает сквозь слезы. И все-таки поворачивается к телу. Доктор Картер уже укрыла лицо Поппи простыней. Но светлые волосы все равно торчат. Шивон протягивает руку и бережно гладит выбившуюся прядь.

Лэнс, Сью и доктор Картер стоят молча, пока Шивон гладит светлые волосы и плачет.

Тяжелые повреждения, думает Шивон. Да, это правда.

Она отнимает руку, и тогда Сью обнимает ее за плечи.

— Уйдем отсюда, — предлагает Сью.

Шивон замечает тело на соседнем столе.

— А это второй? Дуглас?

— Да, — говорит Сью. — Это Дуглас.

— И какому-то бедняге придется опознавать его?

— К счастью, нет, — качает головой Сью. — Близких родственников не осталось. Так что хватит отпечатков пальцев и зубной карты — того, что есть у нас в досье.

— Ну что же, благослови его Бог, — говорит Шивон, и Сью уводит ее из комнаты.

Элизабет переставляет мелочи, сдвинутые при обыске командой МИ-5. Она любит, чтобы все стояло на своих местах. Фарфоровый рыбак, купленный Стефаном на блошином рынке в Брюгге, — рядом с полицейским значком Пенни, а тот — рядом с помятой советской гильзой, которую Элизабет в 1973 году извлекла из радиатора своего «Триумф-Геральда» после одного недоразумения в Праге. Столько воспоминаний.

Последний сувенир, медальон Дугласа, лежит у нее в сумочке и там и останется.

Сью удивила Элизабет, когда позволила его забрать. Разве это не вещественное доказательство?

Впрочем, после проверки на скрытые сообщения Сью, вероятно, сочла медальон безобидным. С ее стороны очень мило отдать его Элизабет.