— Спасибо, Энтони.

— Вы скоро будете как огурчик, я в вас не сомневаюсь.

— Как огурчик — это для молодых.

— Чепуха, все, что нас не убивает, делает сильнее.

— В моем возрасте я готов с этим поспорить.

— А я вам приведу пример. Однажды в Кавосе я на два дня отбыл в кислотный трип. Знаете Кавос?

— Это в Греции?

— Ох, не уверен, но там жарко. В любом случае тогда было круто, понимаете? Мне чудилось, будто стены виллы кровоточат. Я вылез на крышу и пытался ловить пролетающие самолеты. Мой приятель Гейв выложил это в инсту. Тридцать тысяч лайков. Теперь я и сам вижу смешную сторону, но тогда думал, что умираю, а не умер и стал от этого испытания сильнее.

— В чем?

— Ну, не знаю. Сейчас я меньше потребляю кислоты. Это уже кое-что, разве нет? И у меня почти четыре сотни новых подписчиков в инсте. Такова моя позиция. Не понимаю, что в больнице делали с вашими волосами. У них что, кондиционера не было?

— Я просил Рона достать немного, но он сказал, что боится перепутать и принести не тот.

— Ну, с вами не соскучишься!

— В целом я не думаю, что стал сильнее. Я разбит, Энтони.

— Понятно, — кивает Энтони.

— Что-то там посттравматическое.

— Со временем это пройдет.

— Конечно, пройдет. Вспомните только, что пережила Опра![19]

— Если только не умру раньше. А иначе уже никогда не пройдет. Так мне это сейчас представляется. Может быть, я и вовсе не исцелюсь.

— Если будете продолжать в том же духе, я нажалуюсь Джойс на то, что вы хандрите.

— Хорошо говорить: «Что нас не убивает, то делает сильнее». Звучит восхитительно. Но в восемьдесят лет это уже не так. В восемьдесят лет то, что не убивает, выталкивает тебя в следующую дверь, и в следующую, и в следующую, и все эти двери за тобой закрываются. Обратного хода нет. Исчезает гравитация юности, и ты всплываешь все выше и выше.

— Ну… — Энтони кладет ладони на виски Ибрагима и приподнимает ему голову, чтобы он посмотрелся в зеркало. — Я вам состриг лет десять — сделал все, что в моих силах. А известно, кто на вас напал?

Ибрагим кивает:

— Да, имя известно. Но доказательств нет.

— И что ему предстоит?

— Предстоит ему, полагаю, Элизабет.

— Ну, будем надеяться. — Энтони подносит зеркало к затылку Ибрагима, и тот кивает. — Кто тронет моих друзей, пожалеет. Вы передайте Элизабет: если нужна помощь, пусть только скажет.

— Я передам.

— Как бы то ни было, а я готов поспорить: вы не умрете прежде, чем поправитесь.

— Это невозможно предсказать.

— Ибрагим, перед вами человек, который однажды во сне увидел номера лотереи. Четыре сразу. На триста шестьдесят фунтов. Говорю — не умрете, значит, не умрете.

— Это утешает, спасибо вам.

Энтони собирает свои принадлежности.

— Все мы знаем, в каком порядке будут уходить члены вашей компании. Первый — Рон…

Ибрагим кивает.

— Потом Элизабет, возможно от пули. С вами и Джойс сложнее.

— Я не хотел бы оставаться последним, — говорит Ибрагим. — Я всегда старался ни к кому не привязываться, но к этим троим привязался.

— Ну, скажем, вы станете третьим, а Джойс тогда последней.

— И оставлять Джойс одну мне не хочется.

— Ну, по-моему, Джойс надолго одна не останется, как вы считаете?