Медленно проплывали кварталы — целые и разрушенные. Немецкие войска осваивали отбитые у повстанцев районы, подтягивали технику, людей. По улицам ходили патрули с повязками — местная полиция. Иногда показывались мирные жители — семенили, пугливо озираясь. На перекрестке улицы Радон и Щекотской люди в штатском под присмотром автоматчика разбирали баррикаду, чтобы освободить проезд для техники. Навстречу прогремел грузовик с красным крестом. С прилегающей улицы на Радон свернуло подразделение пехотинцев с ручными пулеметами и фаустпатронами — солдаты грузно тащились в направлении моста. Военных на улицах становилось больше, тягачи везли орудия, создавая трудности для проезда.
Метрах в семистах от переправы колонну остановили. Это были солдаты 608-го полка вермахта. Автоматчики с повязками вышли на дорогу, унтер-фельдфебель в мятой фуражке поднял руку. Маша шумно выдохнула, а ее рука машинально потянулась к кобуре.
— Спокойно, Маша, я Дубровский, — пробормотал Иван, останавливая машину. — Прорвемся, что ты нервничаешь?
— Нехорошие предчувствия у меня, Ваня… — прошептала Мария.
— Да к черту твои предчувствия, все нормально… — Он покосился в зеркало. Мотоцикл прижался к заднему бамперу «Кюбельвагена». Напрягся Кембл за пулеметом. Лишь бы раньше времени палить не стал…
Иван опустил стекло и, выражая крайнее неудовольствие: «В чем дело, фельдфебель? Управление СД, выполняем срочное поручение, нам некогда! Хотите поговорить с моим начальником, бригаденфюрером СС Штельмахером?» — сунул под нос фельдфебелю документы Рихтера, но тут же убрал, чтобы тот не успел всмотреться. Представитель младшего командного состава сильно смутился, осветил фонарем пассажиров «обезьянника», удивился, но ничего не сказал. Что он понимает в работе СД? Значит, так надо. Извинился, пожелал счастливого пути.
Маша с облегчением выдохнула, откинула голову. Снова серые кварталы, уклон к мосту, вереницы баррикад из мешков с песком…
Александровский мост стоял на мощных опорах и выглядел словно новенький — советская авиация его не бомбила. На нем тоже было неспокойно — пулеметные гнезда, пехота, военная техника, санитарные машины, пробивающие себе дорогу в обратном направлении. Пришлось вливаться в общий поток и замедлять движение. Ничего, тише едешь…
Открывалась величественная панорама разрушенной Варшавы. За спиной остался центр, Старый город. Вырисовывались в утренней хмари шпили католических соборов, до войны их было больше. На реке какие-то посудины, мусор, перевернутые лодки — все сносило течением, под мостом бурлила мутная вода. На севере пылали зарницы — небо раскрашивалось розовым и оранжевым. Там шли бои. Советские войска расширяли отвоеванные плацдармы, а немцы прикладывали усилия, чтобы сбросить их обратно в воду. Над обширным районом Прага, куда лежала дорога, висели клубы черного дыма. С востока доносился грохот — возможно, немцы затеяли новое контрнаступление. А может, наши?
На съезде с моста пришлось уйти на обочину. В Прагу втягивалась танковая колонна. Лязгали, грохотали грязные «Пантеры», окрашенные камуфляжными цветами, «Тигры» с крестами на броне. Они проходили мимо, создавая невыносимый грохот, командиры экипажей из своих башен равнодушно посматривали на копошащихся внизу людишек. Колонна неспешно пылила, втягивалась в городские кварталы. Четырнадцать исправных танков, подсчитал Иван, вполне способных переломить ход небольшой операции. Откуда у фрицев такая махина? Бросают в бой последние резервы?