Я не знаю, что сказать, и просто киваю. Пью еще; вода стекает из уголков рта. Клэр хмурится, будто беспокоится, что она меня задела.

– Я не утверждаю, что я главная, – говорит она, – потому что это экосистема, в которую мы вписываемся. Я считаю, в этой операции слишком много машут членами, поэтому я с радостью проштамповала твое участие.

Она виновато улыбается.

– Прости, я знаю, так говорит начальство, когда отчитывает работников. Но, по правде говоря, это такой же бизнес, как любой другой. На наш товар есть спрос, и мы его удовлетворяем. Возможно, этот товар считается незаконным, но он все равно товар. Мы предоставляем услуги, и я горжусь, что наши услуги хорошего качества.

Она стоически улыбается, будто врач, сообщающий плохие новости, которые от него не зависят.

– И поэтому, Дейзи-Мэй, сегодняшние события очень неприятны. Эти наркотики были куплены и оплачены, у нас есть клиенты, которые рассчитывают на поставку. Это меня огорчает сильнее всего, что мы подводим людей.

– Я не хочу никого подводить, – говорю я. – Я хочу помочь все исправить.

– Рада слышать это, Дейзи-Мэй. Давай посмотрим, получится ли. Начнем сначала: расскажи, что случилось в поезде.

Проблема начала в его близости к концу. Я быстро пересказываю Клэр, как уснула, потом проснулась и обнаружила, что сумка с наркотиками исчезла.

– Я тебе верю, – наконец произносит она, потом оборачивается к Джо, который маячит по другую сторону дверного проема. – Я ей верю. – Поднимается, касается моей щеки.

– Значит, я могу идти? – спрашиваю я.

Клэр кивает, целует меня в лоб, потом идет к Джо, наклонившись, что-то ему шепчет, и он тоже кивает, будто знал это с самого начала.

Клэр уходит, даже не оглянувшись. Я не стою ее взгляда.

Джо вздыхает, не ртом, а плечами. Отводит взгляд, будто на меня больно смотреть. Он не хочет этого делать. Он все равно сделает – но не хочет.

Джо достает пистолет и говорит:

– Давай покончим с этим.

Животные не считаются.

Грейс никогда не объясняли, почему это так, – просто еще одно непреложное правило мира, в котором она сейчас существовала. Почти всегда взаимодействие с живым на Почве несло за собой суровейшее из наказаний – свидетельством тому Дейзи-Мэй, – но животные сюда не входили.

«Может, это потому, что они способны нас видеть, – думала Грейс. – Это фильмы ужасов всегда показывают правильно, поскольку лающая собака, сообщающая о чем-то сверхъестественном, которое вот-вот случится, – очень точная картинка. Животные способны видеть и чуять нас, и, благослови их Бог, хорошо судят о нашем характере. Вот почему все Ксилофонные Люди этого мира пробуждают в них страх и агрессию».

И вот почему она могла сесть на лошадь и поскакать, как Боудикка.

Грейс испустила вопль чистейшего счастья, когда лошадь перемахнула через каменную ограду и помчалась галопом, с каждым ударом копыта сокращая расстояние до церкви. Заставить животное повиноваться требует немало знания и практики, но в послежизни у Грейс хватало и того, и другого. Животные были связующим звеном с ее прежней жизнью, утешением в странном новом мире.