Тогда, зная, что мои мозги не вывалятся, я начала легонько вертеть головой. И увидела клоуна. Около девяти футов ростом, в колпаке набекрень, в цветастом костюме с гофрированным воротником и манжетами. Лицо белое, под левым глазом нарисована черная слеза, а вокруг рта жуткая алая ухмылка. Он так возвышался надо мной, словно готов был наклониться и откусить кусок моего лица.

Меня аж подбросило. Затуманенное болью движение, и я уже на дальнем краю дивана, ору во все горло. Крик иглами впивался в мой мозг, но клоун никак не реагировал, просто стоял и смотрел, и когда у меня дыхание кончилось, я сообразила, что передо мной манекен на деревянном постаменте.

Я медленно огляделась, опасаясь новых сюрпризов. Комнату освещали старомодные газовые лампы, их пламя было достаточно сильным, чтобы отбрасывать тени. Лампы оказались не единственным антиквариатом: обои, ковры и бо́льшая часть мебели выглядели так, будто появились прямиком из викторианского магазина. Единственным исключением был телевизор, который незаметно устроился в углу под выцветшим плакатом, рекламирующим нечто под названием «Всемирная Колумбийская выставка»[35].

И ни одного окна. Единственный выход, который удалось разглядеть, – двойные двери. Я хотела бежать к ним, но для этого нужно было пройти мимо клоуна-манекена.

Включился телевизор, экран загорелся синим. Он давал больше света, чем все газовые лампы, вместе взятые, и в его отсвете я разглядела фигуру, сидящую в глубине высокого кресла. Что-то подсказывало: это уже не манекен.

«Фил?» – прошептала я.

Фигура наклонилась вперед. В голубом свете вспыхнули стекла роговых очков: «Попробуйте еще раз».

«Диксон… вы работаете на „Стаю“?»

Очки блеснули, когда он наклонил голову. «Какой интересный вопрос. Как раз собирался спросить вас о том же».

«То есть вы тоже пленник?»

«Пленник?»

«Да. Разве это не… Где мы?»

«В „Апартаментах Маджетта“».

«В штаб-квартире „Жутких Клоунов“? В „Хареррсе“?»

«Да, там, где она на этой неделе».

«Значит, „Стая“ не схватила меня? Что случилось-то? И почему так голова болит?»

«В вас выстрелили из пистолета ЕП».

«Да, знаю, но нарколепсия не должна быть болезненной».

«Не должна. Но вы были отравлены собственной эндокринной системой. Эффект внешне похож на передозировку наркотиков».

«А как Мудр?»

«Умер на месте. Разрыв аорты и внутреннее кровотечение».

«У пистолетов ЕП нет такой настройки».

«У пистолетов организации нет, – сказал Диксон. – И оперативники организации обычно не устанавливают в машинах бомбы Мандрил и не кормят яблочным пирогом со стрихнином теневую команду безопасности. Это возвращает нас к вопросу о вашей лояльности».

«Думаете, это я сделала?»

«Вы одна выжили в той небольшой бойне. Считайте меня мнительным».

«Значит, я сама в себя выстрелила? Из чего?»

«Когда мы вас нашли, вы сжимали модификацию пистолета ЕП, который используют в „Стае“. Ваш палец все еще был на курке».

«Нет. Ни за что. Он не мой».

«Конечно, не ваш… Скажите, что не так с вашим оружием, что вы постоянно хватаетесь за чужое?»

«Она, наверное, подбросила пистолет после того, как выстрелила в меня…»