- Что?
- Они говорят.
- Кристинка!
- Тсс! Они говорят о смерти. Неужели, не слышишь?
- Ох, доча... - Мать тревожно покачала головой. - Нельзя же, в самом деле...
- Тише! Они плачут. Они не говорят - они плачут, мам! Что с ними сделали?
Ирина Михайловна перевела очумевший взгляд с дочери на бледно-розовые бутоны: цветы как цветы.
- Я буду за ними ухаживать. - Дочь едва дышала: - Они говорят, что скоро умрут… Я не хочу, чтобы они умирали. А где их корни? У цветов должны быть корни.
- Некоторые цветы срезают с куста, чтобы...
- Срезают?! Зачем?
Кристина посмотрела на онемевшую мать, потом на обрубки цветов, и снова на мать:
- Кто срезает?
- Ну, чтобы…
Воцарилась страшная пауза.
- Их принесли мне, - прошептала Кристина, холодея, - Оттуда…
Забыв, о чем идет речь, Ирина Михайловна приподнялась, да так и замерла между встать и сесть. Два ледяных хрусталика, два лотоса из далекой глубины неведомого мира, заморозили ее сильную волю. С приоткрытым ртом мама медленно осела на стул.
- Оттуда, - с ужасом повторила Кристина, выпустив вазу из рук.
Она забралась на костыли и, оставив остекленевшую родительницу сидеть один на один с букетом, поплыла в коридор. Причалив между гостиной и своей комнатой, Кристина навалилась на стену. Согнулась и опустила голову на грудь. Она слышала, как заплакала мать, потом как она подошла к ней и остановилась в двух шагах, не решаясь сократить дистанцию.
- Не помню, когда в последний раз ревела, - призналась Ирина Михайловна.
- Это я виновата.
- Ты тут не при чем. Тебя можно... можно хотя бы обнять?
- Обними.
- Ну вот, - Мать неуверенно привлекла дочку к себе. - Так же нельзя. Только что ты смотрела таким взглядом... Так нельзя.
- А как?
- Я уже ничего не понимаю. Ты хоть раз плакала, после того, как с тобой это случилось?
- Нет… Наверно, я забыла. Да и не хочу.
- А мне кажется, хочешь.
- Посмотри на себя.
- Страшная?
- Ну. Лучше б не ревела. Можно тебя кое о чем попросить? - Кристина зашевелилась в заботливых объятиях мамы.
- Конечно.
- Не обидишься?
- Нет.
- Если ты не отпустишь мою голову, я грохнусь.
Ирина Михайловна разжала крепкие материнские объятия.
Кристина с облегчением перевела дух и отправилась в свою комнату:
- Идем, я тебе что-то покажу.
Они подошли к столу, на котором лежал нарисованный мраморный мальчик.
- Нравится?
- Надо же! - На щеках матери еще блестели слезы, а глаза уже засияли от восторга. - Это ты нарисовала?!
- Ага.
- Насколько я разбираюсь, это здорово! - Она с изумлением уставилась на дочь. - Когда ты научилась рисовать?
- Сегодня. Мраморный мальчик. Классно? Грустный и задумчивый. Смотри: морские цветы, океан... Знаешь сколько лет этим цветам?
Ирина Михайловна пожала плечами.
- Четыреста лет!
- Да что ты!
- Да, да, да! Потому что у них есть корни. Морские розы никогда не умирают - одни бутоны засыпают, другие просыпаются. И никому не приходит в голову их срезать.
- Да у тебя талант! - продолжала восхищаться мама.
- Я так рада, мам, что хоть чем-то тебя порадовала. А то я уже начала думать, что от меня одни проблемы и никакого толка.
- Это ж надо! Ты, ведь, никогда не любила рисовать. – Ну, и ну! Покажу Шадковскому - можно? - один мой знакомый, известный художник. Пусть, посмотрит. Может, из тебя выйдет художница?