На том и порешили. Затем Семеныч из двух одинаковых стаканов, привязанных бечевкой к ровно оструганному пруту, соорудил примитивные весы.

— Вот эта штука, сержант, весит ровно сто граммов, — снимая с поясного ремня бляху, пояснил он. — Тысячи раз проверено.

— Можно взглянуть? — попросил Семен. — Никогда такой не видел, ты гляди, с орлом, с царской короной! Где вы только такую раздобыли?

— Двадцать лет со мной, — полюбовался серебряной пластинкой Семеныч, — она теперь для меня как талисман. Ну, полно время терять, пора тебе на расходы золотишко взвешивать. Станичники, — обратился он к приятелям, — если не передумали, то на харчи и лодку вручаем сержанту полкилограмма. Идет? — Никто не возразил, и он, осторожно придерживая небольшой мешочек из плотной ткани, развязал замысловатый узел и стал отсыпать в стакан мелкие, пластинчатые и круглые крупинки золота тусклого желтого цвета.

— Ровно пять мер, — остановил Семеныча внимательно следивший за взвешиванием Сан Саныч.

Семен Жарких стоял перед бандитами в выпущенной из-под ремня старенькой гимнастерке, придерживая ее за края, а в подоле его гимнастерки желтела небольшая кучка металла.

— Что я с ним теперь делать буду? растерянно спросил он. — У меня тары нет.

— Ефим, хватит за морду держаться, — хохотнул Семеныч, — ишь как он тебя кусанул, даже следы зубов видны, будешь ты теперь не Сиплым, а Меченым. Да ладно, не обижайся! Сходи-ка лучше в зимовьюшку, поищи у Иосифа в сидоре кисет, у него знатный кисет, с вышивкой, и где он только его слямзил?

Золото высыпали в кисет, сюда же Семеныч отмерил еще десять порций — целый килограмм золота.

— Это тебе, сержант, плата за работу. Когда навсегда с тобой будем прощаться, еще столько же получишь. Щедро? То-то же! Помни, для своих мы не скупимся? Но отработать плату заставим, тут уж как хочешь.

Еще через полчаса вернулся Гошка из лесу, где он схоронил трупы своих друзей, и они с Семеном отправились к Чертову Улову.

— Гошка, — позвал Семен, — все спросить тебя хочу, да вроде бы неловко…

— Теперь все ловко, — равнодушно буркнул тот, — спрашивай о чем хочешь.

— Ты зачем Афанасия Шишкина прикончил? Он ведь Иосифа поддержать отказался и вообще вроде бы был парнем безобидным.

— Чудак ты, Семен. Афанасий проболтался, что я с Иосифом говорил, а коли так, и меня конец ждал. Выбора у меня не было: или мне нужно было Афоньку кокнуть, или самому на тот свет отправляться. В таких случаях каждому своя шкура ближе. А тут я оправдался, Семеныч увидел, что я ради них товарища не пожалел, и меня простил. Но больше всего этому смертоубийству был рад Сан Саныч.

— Это почему?

— Он, друг мой, куда опаснее Семеныча. Тот пошумит, поорет и успокоится, лишь бы крамолы не было да никто бы его не обманул. А Сан Саныч все жаловался, что на долю ему выпадет меньше, чем он предполагал. Теперь всем золотишка побольше достанется. Я сегодня им предложу золото поделить. Они сами жаловались: приходится по тридцать с лишним килограммов металла тащить, да приплюсуй оружие, продукты. Когда у каждого ноша своя, она в тягость не будет, верно?