— Ну, будем знакомиться. Гошка рассказывал, Семен, что тебе и повоевать пришлось? — шагнул навстречу коротконогий крепко сколоченный мужчина.

— Это сам Семеныч, — шепнул ему Гошка на ухо так, что слышали и все остальные.

— Было дело, — хрипловатым от волнения голосом ответил ему Семен, — посидел на дне окопа.

— Ну и как германец воюет, лучше, чем в первую мировую, или нет?

— Я к началу прошлой войны только на свет появился, поэтому не знаю. А нынче, сам убедился, бить их можно.

— И в каком же звании воевать пришлось?

— До старшего сержанта дослужился, перед демобилизацией три сопли на плечи повесили.

— Это, значит, по-старому унтер-офицер? — вопросительно поглядел на него Семеныч.

— Да кто его знает, как по-старому, а по-новому помощник командира взвода.

— Неплохо, совсем неплохо, сержант. У нас с тобой есть возможность подружиться, Семен.

— Так я и с чертом рад дружить, если он мне за это на бедность подбросит.

— Грубовато, по откровенно. Об этом не волнуйся, раз пообещали, то слово свое сдержим. Перед уходом получишь авансом и за продукты, и за очередные свои услуги, с лихвой дадим.

— Однако, друзья, гостей сказками не кормят. Прошу, Семен, в горницу, перекусим, выпьем, а там и поговорить можно будет. Хорошо бы, конечно, позастольничать на улице, но гнус покою не даст.

— Так я дымокурчик разведу, — услужливо предложил самый молодой из присутствующих, лопоухий якут в старой застиранной гимнастерке.

— Ну если выручишь, Афанасий, так спасибо тебе скажем, — снисходительно разрешил Семеныч.

— Мы здесь, сержант, все в своем котле варимся, ни тебе новостей свежих, ни разногласий особенных, уже притерлись друг к другу. Вот, думаю, ты и внесешь на какое-то время свежую струю. Согласен?

— Я постараюсь, но кто знает, получится ли?

Интеллектуальной беседы, на которую намекал Семеныч, не получилось. С самого начала пьянка приняла такие темпы, что Жарких, никогда не отличавшийся особенной любовью к спиртному, стал бояться за себя: как бы, опьянев, не наболтать чего-нибудь лишнего. Семеныч же, будто задавшись целью споить его, наливал и себе и Жарких непомерные дозы спирта и до отвращения медленно цедил из своего стакана, будто наслаждаясь мелкими глотками, тем не менее выпивая его за раз. С другой стороны от Жарких сидел очкарик Сан Саныч, приторно вежливый человек, единственный из присутствующих, кроме Жарких, кто был гладко выбрит и даже напомажен. Он вел обыкновенный разговор, вроде бы обо всем на свете, в то же время ни о чем, но вскоре Жарких почувствовал, что иногда этот общительный собеседник задает чертовски конкретные вопросы, а перемешивает их болтовней лишь для маскировки.

— Как же вы добрались до этих краев? — выспрашивал его тем временем Сан Саныч. — Вас наверняка останавливала милиция и требовала пропуск?

— Какой пропуск, Сан Саныч, здесь ведь не прифронтовая зона, — отмахивался Жарких, — паспорт у меня на руках, военный билет тоже, а других документов не требуется.

— И как часто вас останавливали за всю поездку, Семен?

— Да уж не меньше десятка раз, — приврал Жарких и, вспомнив рассказ бабки Матрены, добавил: — В селе говорят, что сейчас за каждым деревом по милиционеру сидит. Вот вам какое внимание оказывают.