Я блефовал. Пытался донести до нее, что она мне дорога. Я боялся, что рано или поздно алкоголизм погубит ее. Я хотел сделать как лучше, а через несколько минут матери не стало. Она умерла на моих руках. Ее сердце не выдержало.

И все, о чем я мог думать, когда возвращался в вонючую опустевшую квартиру — а что, если бы я просто закрыл глаза и промолчал?

Была бы она жива, если бы я сбежал из дома и не стал ее ни в чем упрекать?

Остается только гадать. Но всякий раз, когда я вспоминаю тот злополучный день, я думаю, что все могло бы быть иначе, если бы не мой чертов характер и поганый язык. 

— Папа, ты нас всех пугаешь, — говорит Октавия дрожащими губами.

— Как же так?! Родной сын ни во что меня не ставит. Ой, умру, наверное, — тяжко вздыхает отец. — Прям тут и помру. Не увижу свадьбу.

— Отец, прекрати, — скорбно выдавливаю из себя, испытывая муки совести.

Какими бы ни были наши взаимоотношения, сколько бы гадостей мы друг другу не наговорили, он все равно дорог мне. Не меньше, чем мать.

А смотреть на то, как дорогому человеку становится плохо из-за тебя — не самое приятное зрелище.

Я переживаю за отца и виню в случившемся только себя. На все готов пойти, чтобы повернуть время вспять и избежать ненужных споров.

Так или иначе нужно чем-то жертвовать. Пойти против отца или же против своих железобетонных принципов.

Но что бы я не выбрал сейчас, мои решения в любом случае кого-то затронут.

Юля с Алисой оказались в одной связке со мной. Мои решения напрямую скажутся на них, но Юля сможет меня простить. Она мягкая и отходчивая.

А если по моей вине что-то случится с отцом, то я себе этого простить уже не смогу.

Забывшись в своих мыслях и рассуждениях, я крепко сжимаю кулак. Сбоку от себя слышу тихий болезненный стон. И только позже понимаю, что все это время удерживал ладонь Юли в своей. Я неосознанно доставил ей боль.

Смотрю в ее бледно-зеленые глаза, заволоченные пеленой растерянности, и мысленно извиняюсь перед ней.

Не за доставленную боль, а за то, что намереваюсь озвучить свое решение.

Ей оно вряд ли понравится.

 — Ладно-ладно! Черт с тобой! Увидишь ты свадьбу! Только, прошу, не помирай на глазах у моей дочери, — проговариваю я сквозь зубы, да так быстро, чтобы не передумать.

Чувствую, как острые ногти Юли с силой вонзаются в мою плоть. Она пинает меня в щиколотку и злобно скалится, но уже поздно. Я не поменяю своего решения.

Ничего с ней не случится, если мы разыграем еще одну сценку.

Алиса тем временем подбегает к дедушке. Она склоняется над его грудью, роняет слезы на рубашку. Малышка цепляется за его плечи, словно намерена удерживать его на этом свете до тех пор, пока силенки не закончатся. 

— Дедуль, я же только с тобой познакомилась, только не умирай, пожалуйста, — слезно молит она его.

Отец гладит ее по головке, выдавливая печальную улыбку.

— Солнышко, это ведь от меня совсем не зависит. Я уже старый.

— Но тебе уже лучше? — волнуется Алиса.

— Уже лучше, — лукавит отец.

Октавия помогает ему избавиться от пиджака. Она принимается хлопотать над ним, измеряя ему давление, а Юля пользуется тем, что на нас перестали обращать внимание. Она хватает меня за край футболки и отводит в сторонку. А вид у нее такой враждебный, словно меня ждет серьезная взбучка.