И в этом «только» ему уже слышалась его отходная, смешанная с зубоскальством и остротами дурного пошиба. А потом, будет ли установлено его самоубийство или нет, его собственность уже разделят. Один возьмет себе его любовницу, другой купит его лошадей, третий — мебель…

Время шло. Послышалось шипение часов перед боем. Определенный им час настал. Граф поднялся, взял пистолет и подошел к кровати, чтобы не упасть прямо на пол. Глупая предосторожность для того, кто настолько хладнокровен, что может решиться на самоубийство!

Прозвучал первый удар полуночи… Он не спустил курок.

В течение почти двух минут били часы, а Гектор все еще стоял около кровати и держал пистолет у виска. «Кажется, я боюсь?» — подумал он.

Действительно, он боялся, но не хотел в этом сознаваться. Граф положил оружие на стол и снова уселся у огня. Руки его дрожали.

— Это нервы, — сказал он себе. — Это пройдет…

И Треморель дал себе еще час отсрочки…

Он делал неслыханные усилия над собой, чтобы доказать себе необходимость самоубийства. Какой смысл в том, чтобы не убить себя? Как он будет продолжать свою жизнь? Ведь теперь ему придется заняться трудом! Может ли он теперь снова возвратиться в Париж, когда его любовница сама растрезвонила о его самоубийстве? Какие шиканье и свист ожидают его при возвращении назад!

Приступ гнева придал ему бодрости, и он бросился к пистолету. Но едва только холодное железо коснулось его тела, как он почувствовал, что силы оставляют его, и выпустил из рук оружие, повалившись на кровать.

— Не могу… — повторил он с болью. — Не могу…

Прошло еще полчаса, и еще, и он опять старался взять себя в руки. Это была ужасная ночь. Это была агония, какую переживают в тюрьме приговоренные к смерти. Он плакал от боли и ненависти, он ломал руки, взывал о пощаде, умолял…

Наконец под утро, разбитый, обессиленный, он заснул прямо в кресле.

Три или четыре удара в дверь пробудили Тремореля ото сна, полного страшных образов. Он встал и пошел отпирать. Это был человек, пришедший за приказаниями. При виде Гектора в измятом костюме, со съехавшим на бок галстуком, багрового, с опухшими глазами, с волосами, прилипшими к потным вискам, слуга остолбенел на пороге.

— Мне ничего не нужно, — ответил Гектор. — Я сейчас ухожу.

И он спустился вниз. У него еще хватало денег, чтобы уплатить за номер, но это были его последние деньги, оставалось только шесть су, чтобы дать их на чай лакею.

Без цели, без идеи он оставил гостиницу, в которой принял столько мучений. Он решил умереть, но ему нужна была отсрочка, всего одна неделя, чтобы собраться с силами, взять себя в руки. Но как прожить эту неделю? У него уже не было ни гроша.

Одно спасение — ссудная касса.

Улица Конде. На большом, темного цвета, доме вывеска: «Ссудная касса». Он вошел в нее.

Студенты и студентки квартала болтали и пересмешничали в ожидании своей очереди. Граф Треморель встал в очередь, держа в руке часы, цепь и перстень с громадным бриллиантом, который он носил на пальце. Страх перед нищетой обуял его, и он не знал даже, к кому обратиться. Молодая женщина пришла ему на помощь и сжалилась над ним.