— Оставьте, пожалуйста!.. Мне пора идти обедать.

И она хотела удалиться, к великому горю для госпожи Шарман, но вмешался Лекок.

— Если я не ошибаюсь, — воскликнул он, — я имею счастье видеть мисс Фанси?

Она измерила его полунадменным-полуудивленным взглядом.

— Да, — ответила она. — Это я. Что же из этого?..

— Как! Неужели вы позабыли меня? Разве вы меня не узнаете?

— Нет, не узнаю.

— А я ведь один из ваших поклонников, очаровательная, и имел удовольствие завтракать у вас, когда еще вы жили близ площади Мадлены. Это еще во времена графа!

И он снял очки, точно для того, чтобы протереть их, а на самом деле, чтобы злобным взглядом удалить из комнаты госпожу Шарман.

— Когда-то мы были большими приятелями с Треморелем, — продолжал он. — Давно вы о нем имеете известия?

— Я виделась с ним восемь дней тому назад.

— Так давно! Значит, вы не слышали от него его ужасную историю!

— Нет. Какую?

— Разве вы не знаете? Печатали во всех газетах! Да ведь это сквернейшая история, дорогая моя, весь Париж судачит о ней уже двое суток!

— Да говорите же скорее!

— Вы ведь знаете, что после той своей штуки он женился на вдове приятеля. Все думали, что они счастливы, но не тут-то было! Он убил свою жену ударом ножа.

Мисс Фанси побледнела.

— Да что вы! — пробормотала она.

Но, сказав это, она, хотя и была очень взволнована, особенного удивления не выказала. Лекок это заметил.

— Вот вам и «что вы»! — воскликнул он. — Уж он сейчас в тюрьме, его скоро будут судить и, вероятно, засудят.

Отец Планта с удивлением посмотрел на Дженни. Он ожидал взрыва отчаяния, рыданий, просьб, во всяком случае, хотя бы легкого нервного припадка, но напрасно. Фанси уже презирала Тремореля. Она научилась его ненавидеть и ненавидела так, как только способны на это девушки, улыбаясь ему при встречах и стараясь вытянуть из него как можно больше денег, а в душе посылая его сразу ко всем чертям. И вместо того чтобы разрыдаться, Дженни Фанси разразилась диким смехом.

— Так ему и надо! — сказала она. — Это ему за то, что он меня бросил. Да и ей тоже за дело!

— Разве за дело?

— А то как же! Не обманывай такого мужа! Это она отняла у меня Гектора. Такая богатая, замужняя женщина! А Гектор — мерзавец, я это всегда говорила!

— Это и мое мнение! При этом, заметьте, он сваливает убийство на другого.

— Это меня не удивляет.

— Он обвиняет несчастного, такого же невинного человека, как я и вы, которого, вероятно, осудят на смертную казнь только за то, что он не может указать, где он провел вечер и ночь со среды на четверг.

Лекок произнес эту фразу таким тоном, что мог судить о ее впечатлении на Фанси. Эффект был страшный. Фанси задрожала.

— А вы знаете этого человека? — спросила она дрогнувшим голосом.

— В газетах писали, что этот бедняга служил у него садовником.

— Небольшого роста, худенький такой, очень смуглый, с черными прямыми волосами?

— Он самый.

— Его зовут… дайте вспомнить… Его зовут… Геспен!

— Да, да! Значит, вы его знаете?

Мисс Фанси не решалась. Она все еще дрожала, и было видно, что она уже раскаивается в своей откровенности.

— Ну что ж! — воскликнула она наконец. — Я не вижу причин, почему мне не сказать того, что знаю. Я честная девушка, и если Треморель — негодяй, то отсюда вовсе не следует, что я позволю рубить голову несчастному невинному человеку.