— Доброго дня, отче, — произнес этот человек. И голос его, несмотря на ожидания отца Афанасия, оказался довольно приятен. Баритон нижней тональности. Весьма насыщенный и громкий, заполнивший все помещение без особых усилий. С таким только в поле армией командовать.

— И тебе доброго дня, Государь. — с поклоном ответил священник.

— Присаживайся, — кивнул Иван на лавку у двери.

И отец Афанасий присел с огромным облегчением. Он впервые не только общался с царем, но и видел его. Как-то не доводилось раньше. Отчего он немало переживал, особенно в свете того, что его патрон сотворил в Туле… его собственными руками…

Иоанн свет Васильевич славился тем, что любил нередко принять человека даже самого низкого сословия. С тем, чтобы пообщаться с ним и попытаться разобраться в том, что же на самом деле творится на местах. Вот он и притащил священника, сразу как узнал о его прибытии.

— Как твое самочувствие? — начал царь издалека.

Священник напрягся, растерявшись с ответом. Ему показалось, что вопрос с подвохом. Поэтому…

— Боишься меня?

— Да, государь, — невольно согласился отец Афанасий. — Оттого и теряюсь.

— Хорошо. Не буду тебя терзать, сразу к делу перейду. Расскажи мне, что произошло в Туле.

— По весне нынешней?

— Да.

И отец Афанасий поведал. Искренне вывалив все, что знал. Потому как чувствовал вину и прямо предвкушал, что в случае чего разговор продолжится в подвале, на дыбе.

— И что, этот Андрейка, читать-писать умеет?

— Да, государь. Но он самоучка. Ни псалтыря, ни часослова не ведает. Как и супружница его. Но ее он сам учил.

— Тоже без псалтыря и часослова?

— Истинно так.

— Это действительно он удумал и песню эту, и возглас?

— Какой возглас государь?

— Латиняне сие зовут девизом. За веру, царя и отечество! А песню, думаю, ты и сам догадываешься какую.

— Ты очень проницателен, — кивнул священник. — Истинно так, догадываюсь. Да, их удумал Андрейка. Возглас сей — перед смертоубийством Петра Глаза, который с него деньги вымогал. А песню — по пьяному делу, когда с твоим слугой гулял по Туле.

— А лампу и, как сказывают, печь?

— Тоже он. Андрей вообще славен умом быстрым, чудного рассуждения. На обычные вещи смотрит и видит иной раз то, что другие не примечают. Да и действует не по-людски. Но от того, ни сколь не хуже. Например, отправился он после смотра в поместье, коим ранее отец его владел. И вместо того, чтобы заняться посевом репы той же или еще какими подобными делами, он за крепостицу взялся.

— За крепостицу? — переспросил царь, подавшись вперед. Его это немало заинтересовало.

— Да. И в четыре седмицы ее силами своих людей поставил. Малую. Как он сам сказывает — из говна и палок. Вал отсыпал. Ров перед ним выкопал. Башенки малые повтыкал. И мосток подъемный соорудил, что как дверь. И очень не зря. Потому как уже успел принять и побить на сей крепостице две дюжины татей.

— Много ли у него людей?

— Восемь мужей. Два холопа бывших из крестьян, что он взял себе в послужильцы. Их на смотре не допустили, посчитав кошевыми, но он твердо стоит на своем. Два бобыля. Нищий, что увязался за ним. Кузнец разорившийся с семьей. Да плотник безногий, который с артелью более работать не мог. Ну и бабы с детишками. Он себе трех вдовушек взял мыть да готовить, при которых дети малые имелись из разоренных татарами сел да деревень.