— После татарского погрома посад Тулы сильно пострадал. Вот я кузнецу-погорельцу и предложил год поработать на меня. Ведь для службы мне так и так нужно где-то броньку добрую искать.

— И чем она лучше того же бахтерца?

— Бахтерец без всякого сомнения крепче, но эту чинить легче. Она ведь на шнурках. И если в походе после боя нужно привести ее в порядок, то это можно сделать самому за вечер у костра. Достаточно иметь несколько запасных пластин и шнурки.

— Ясно… — кивнул царь и вновь поменял тему, возвращаясь к старой. — Значит, не знаешь, откуда краску берут?

— Государь, так ты скажи сколько тебе надобно.

— Заметьте, — усмехнулся Иоанн, — не я это предложил.

— Так чего крутиться вдоль да около?

— И то верно. Ладно. Мне тут сказывали, что ты добро посидел в своей крепостице. Ту, которую ты поставил на зло воеводе, — хохотнул он. — Много разбойного люда и татар побил. Это славно и урок для многих. Да и лампу добрую ты удумал. Посему я и пригласил тебя. Дабы наградить. Отныне поместье твое в вотчину передается за сиденье осадное.

— Служу царю! — рявкнул Андрей, вновь приложив правую руку к сердцу. Только излишне энергично, из-за чего стукнул кулаком по доспеху. Да и пятками щелкнул. На нем, правда, были не нормальные сапоги, но все одно — звук получился вполне подходящий для небольшого помещения.

— Хорошо служишь, — усмехнулся он. — Поставишь мне на будущий год две бочки своего светильного масла. В казну. И три гривенки краски ляпис-лазури. За то я закрою глаза на твои дела мутные. Тем более, что ты не под себя гребешь, а ради полка стараешься.

— Один раз, Государь? Только на будущий год? Или каждый год?

— А ты каждый год сумеешь?

— Не могу знать. Для светильного масла дерева нужно много. У меня поместье малое, быстро все закончится. Да и… Государь, я полбочки светильного масла целый год делал. На две бочки у меня ни дерева, ни людей не хватит.

— А на краску, значит, хватит?

— О краске я не ведаю. Пока ни согласиться, ни возразить не могу. Мне нужно время, чтобы понять — получится ли ее раздобыть еще и сколько.

— Ну что же… коль так, то поступим иначе. Треть всего, что ты торговлей или ремеслом добудешь, через вотчину свою, в казну передашь.

— И горшки? И наконечники для стрел?

— Ерничаешь?

— Никак нет. Не хочу голову в последствии морочить твоим людям. Ведь если мой слуга корзину сплетет, то треть ее тебе полагается. И как делить? Делать три, вместо одной? Да и зачем тебе корзина?

— А как бы ты предложил?

— Треть всего, что на продажу добуду — твое. Монетой ли, товаром ли, без разницы.

— Добро, — кивнул Иоанн. — Хорошо, пусть будет так. А теперь ступай.

— Государь, позволь просьбишку малую?

— Просьбишку?

— Думаю, что тебе уже донесли, будто бы меня по дурости называю волколаком селяне дикие.

— Разумеется, — кивнул царь. — И не только они. Слухов разных хватает.

— Позволь мне свой знак иметь и на прапоре поднимать его. Как раз белого волка на красном.

— Это еще зачем?

— Чтобы поместье оберегать. Там ведь от супостатов не продохнуть. Вместо сажание репы приходится могилы копать для татей и прочих озорников. А так, может опасаться станут. Люди темны. Верят во всякие глупости. Вот и думаю, почему бы их страхи не использовать к пользе дела?