Эта возня оказалась замечена татарами. И они, плюнув на волков, бросились спешно реализовывать свой план. Но было поздно.

Секунда.

И через стену полетел горящий факел. Мгновение. И еще один. Что сразу недурно осветили территорию возле поднятого моста.

Вжух.

Свистнула стрела и один из татарских воинов закричал, схватившись за живот, в который она угодила. Пробив кольчугу. Ибо Андрей применял в своих стрелах только бодкины, а дистанция была смехотворная.

Вжух.

Свистнула вторая стрела. И тот воин, что спрыгнул в ров, дабы принимать вязанки хвороста, рухнул. А у основания его шеи торчало оперение стрелы с небольшой деревянной «жопкой» древка. Почти в упор — шагов с трех. Сверху вниз. Она попала даже не в кольчугу, а за ее край — прямо в живую, неприкрытую плоть.

Да, легкий шлем с бармицей должен был защищать его от таких ударов. Но он уже спрыгнул в ров и начал поворачиваться к своим боевым товарищам, чтобы принять вязанку хвороста. А бармицу он имел не замкнутую спереди, а обычную. Вот и повернулся к бойнице открытым лицом и шеей.

Ну и получил туда стрелу.

Остальные, поняв, что все плохо, тупо бросились во все стороны, стараясь покинуть освещенное факелами пространство. Андрей же, поняв задумку неприятеля, пресек ее на корню и кинул третий факел в кучу хвороста, заготовленного на краю рва. Как несложно догадаться — вспыхнула она славно. И, разгоревшись, очень прилично осветила округу.

— Может быть этот гяур прав? — чуть хриплым голосом спросил Джавдет, наблюдая за тем, как пылает хворост.

— Прав в чем? — раздраженно переспросил Ахмет.

— В том, что ты пожадничал и от тебя отвернулся Аллах.

— Что ты несешь?!

— Даже волки — и те, на стороне уруса.

— Это — его волки, — с усмешкой произнес пленник, тот самый, что предводительствовал разбойниками.

— Что ты сказал?! — воскликнул Ахмет, раздраженно обернувшись.

— Это — его волки. Он вырезал зимой стаю, а этих оставил и прикормил. И всю зиму прикармливал. Мои люди видели его с волками этими. Они с ним даже играют, хотя других людей к себе не подпускают. А если кто чужой появляется в здешних краях, то волки Андрея предупреждают. В Туле говорят, что они и о разбойниках ему провыли, и о медведе-шатуне.

— Вот шайтан! — процедил Ахмет.

— Ведун, — поправил его пленник. — Хотя, может и шайтан. Везет ему, как утопленнику. Но в церковь ходит. Значит или ведун, или характерник. Хотя сказывают, будто бы сие что в лоб, что по лбу. Без разницы или все характерники ведуны.

— Ведун… — недовольно пробормотал Ахмет. — И какому демону он служит?

— А я почем знаю? Но говорят, будто бы с волколаком он говорил. И что сказал ему, якобы, что они с ним одной крови. Брешут, небось. Но я не уверен. Слишком много чертовщины.

— Что он за человек? — спросил Джавдет.

— Он как хрен на лбу. Вроде свой, а весь неправильный. Рос на виду, да вырос не тем, чем рос. Говорят, этой весной он саблей в поединке забил матерого поместного дворянина. Играючи забил. Хотя сам — новик. Откуда сие? Еще год назад никто бы о нем ничего такого не сказал. Его словно подменили.

— Подменили?