Тишина.

— Что? Притихли?! Не нравиться?! Вижу, что не нравиться. Мерзавцы! Вы здесь поставлены зачем?! Чтобы блюсти покой державы и царя! — рявкнул он. — А вы что творите?! Смуту плодите?! Татарам льстите, приваживая их сюда своим греховодством?!

— Батька, грешны! Как есть грешны! Но что делать-то нам? — тихо произнес один из сотников. — Ты только скажи. Все сделаем.

— Скажи… — тихо буркнул воевода. Походил немного. И вскинув подбородок произнес с раздражением: — Гришка вам так подгадил, что и так прямо не скажешь, как за ним разгребать. Да и вы сами молодцы. Повелись как дети малые.

— Гришка? — осторожно переспросил один сотник.

— Воевода ваш прежний — князь Григорий Иванович. Это ведь он вас надоумил. Не так ли?

— Так, батька! Так! — охотно закивали старшины, буквально расцветая ликом, ибо нашли на кого стрелки перевести.

— Значит так, — стукнул он по столу кулаком. — Будем составлять челобитную царю.

— Писаря позвать сюды! — крикнул тот из старшин, что находился ближе к двери.

Минуты не прошло, как вбежал дьячок с бумагой, перьями и чернильницей. Причем бумагой, как и водится в эти годы толстой и рыхлой, напоминающей больше плохой картон, слегка разбухший в воде и потом просто высушенный.

Забежал. Сел в уголке. Разложился. И внимательно уставился в рот воеводе, с чьих слов он и должен был записывать.

Воевода же, немного понаблюдав за жалобными, словно у побитых собак мордами лица старшин, чуть прищурился и спросил:

— Вы ведь понимаете, что там, в Москве, — кивнул он вверх, — нужно будет дать кому полагается, дабы челобитную вашу не положили в общую кучу до второго пришествия.

— Конечно, батька! Конечно! — закивали они головой.

И уже через полчаса перед воеводой на столе появилась целая горка из кошельков. Приличная такая. Ведь на взятки планировались не местные, а столичные. Да и самому воеводе кое-что должно было перепасть за хлопоты. Ведь ему-то было намного проще в сложившейся ситуации отписать царю все как есть. Что, де, местные старшины заигрались. Что соблазнили на грех бывшего воеводу и при его потворстве и прямом пособничестве начали греховодством мерзким заниматься. Смуту мутить среди честных помещиков на усладу своих черных душ.

Ну или как-то так.

И с воеводы никакого спроса за это не будет. И старшин сурово накажут, ибо делами своими они фактически подрывали боеспособность важного городового полка в пограничье. И царь в целом удовлетворился бы.

— А то ведь и земли укра’инные[36] нужно заселять, что под Казанью, — заметил воевода. — Слышал я, что в туда желающих мало ехать. Тем более из числа тех, что заступает на службу конно и оружно чин по чину.

Еще их немного постращал. И горка кошельков увеличилась. Ибо страх у местных старшин перед землицей казанской имелся. После чего они сели составлять челобитную, в которой постарались свести все беды местные на происки бывшего воеводы. Дескать, он, стервец, интриговал и деньги вымогал как мог. И сиротку обидел он, и старшины не посмели против него выступить, ибо царев слуга видный. Куда им до него? А то, что из-за его дел смута мутиться начнет, так это не их скудного умишка помыслы. Ну и так далее.