Даже странно, что Викентию Викентьевичу по сию пору удалось сохранить четырёхкомнатные апартаменты в одном из лучших домов города.

Сам же эскулап вёл явно сибаритский образ жизни, если верить обстановке его квартиры: ковры, бархатные портьеры, дорогая мебель, позолота на люстрах, полки, гнущиеся под фарфоровой посудой.

– А ещё, – не преминул добавить я, – прежде чем зайти к вам в гости, я достаточно долго наблюдал за вашим жилищем, даже перебросился парой слов с одним из пациентов. Он сказал мне, что у вас просто золотые руки и всячески рекомендовал…

– Болтун, – покачал головой Смородин. – Я ведь предупреждал его держать язык за зубами.

– Прошу не ругать вашего пациента: он действовал исключительно из лучших побуждений. А вот я как начальник милиции хочу предупредить уже вас: не советую запираться. Для тех, кто со мной сотрудничает, я готов делать некоторые поблажки и закрывать глаза на то, что и преступлением называть не хочется, особенно, на фоне тех зверств, что недавно приключились в городе.

– О каких зверствах вы говорите? – напрягся Смородин.

– Весь город взбудоражен жестокими убийствами, а вы не в курсе? Позвольте не поверить вам, – сказал я.

– Я понимаю, о чём речь, но от меня ускользает другое: какое отношение имею я к этому изуверству?

– Скорее всего, вы оказывали хирургическую помощь одному из преступников.

– Простите, но у моих пациентов на лбу не написано, что они преступники! – завёлся доктор.

– Разумеется, поэтому я пока что разговариваю с вами довольно миролюбиво. Но мой тон может резко измениться, если вы станете вилять. Советую сказать мне правду, и я от вас отстану. Исчезну из вашей жизни, как страшный сон.

Я дружелюбно улыбнулся. Конечно, с этого дня доктора я возьму на карандаш, и к нему приду в будущем и не раз. Смородин прекрасно понимал это, но был достаточно опытным человеком, чтобы сообразить, какими последствиями могут оканчиваться эти визиты. Одно дело, когда с тобой просто говорят, другое – когда пытаются пристегнуть к конкретной статье уголовного кодекса.

Мы разыгрывали партию, в которой победа с первого хода была моей, однако я делал всё, чтобы слегка подсластить пилюлю проигравшему.

– Хорошо, я готов сотрудничать, – выдавил наконец Викентий Викентьевич. – Мне что – надо подписать какие-то бумаги?

– К чему эти бюрократические формальности?! – воскликнул я. – Между нами самый обычный разговор и только. Более того: я сделаю всё, чтобы он стал нашей маленькой тайной.

Смородин кивнул.

– Спасибо. Не всем в городе понравится, что я вот так, тет-а-тет… общаюсь с начальником городской милиции.

– Эти люди ничего не узнают.

– Рад слышать. Но, чтобы оказаться полезным, мне надо понять, какой именно из моих пациентов вас интересует и за какой период? – Доктор испытующе уставился на меня.

Я слегка кашлянул и заговорил:

– Мне нужен человек с огнестрельным ранением, который обратился к вам буквально на днях. Есть основание предполагать, что он – один из членов шайки, которая жестоко расправилась с Кондрюховыми и Баснецовыми. Угодил в засаду, организованную моими сотрудниками, но сумел вырваться. Знаете такого?