Бар был заполнен лишь на четверть, и это было хорошо, но посетители оказались гораздо моложе, чем она ожидала, и это было плохо. Из старых завсегдатаев явились только четверо чудаковатых стариканов, которые сидели за поцарапанным столом у входа во второй зал и время от времени выходили покурить. Наивно было бы ожидать, что в этом сверхпродвинутом районе Бостона любители запивать виски пивом устоят против тех, кто предпочитает крепкие напитки в чистом виде.
Завсегдатаи, начинавшие пить днем и высмеивавшие привычку мешать пиво «Пабст блу риббон» или «Гансетт» с чем-нибудь другим, редко смотрели шестичасовые новости. Люди помоложе тоже не смотрели новости в прямом эфире, но могли записать их на цифровое устройство или просмотреть видео позже на своем ноутбуке. И несомненно, они регулярно заглядывали на YouTube. Прошлой осенью ролик с оскандалившейся Рейчел распространился, как эпидемия, по экранам телевизоров. В первые двенадцать часов поступило восемьдесят тысяч звонков от телезрителей; в течение суток показали семь повторов, а также мэш-ап с Рейчел, которая моргала, обливалась потом, заикалась, ловила ртом воздух. Фоном поставили песню Бейонсе «Пьяная любовь»[27] в новой аранжировке. Так все и поняли: пьяная журналистка отпустила тормоза во время прямого эфира из Порт-о-Пренса. Через тридцать шесть часов было прислано уже двести семьдесят тысяч отзывов на ролик.
Немногочисленные друзья, оставшиеся у Рейчел, убеждали ее, что она, скорее всего, преувеличивает количество людей, узнававших ее на улице. В эпоху вирусных видео, когда людям необходима постоянная смена впечатлений, говорили они, все эти материалы смотрят миллионы, а запоминают немногие.
Но по логике вещей, из присутствовавших в баре людей моложе тридцати пяти половина видела ролик. Конечно, они могли быть в то время пьяны или удолбаны, и тогда женщина в бейсболке и с газетой в руках, вероятно, не пробудила бы у них никаких ассоциаций. Но некоторые могли смотреть телевизор в трезвом виде и обладать хорошей памятью.
Бросая короткие взгляды на окружающих, она оценила обстановку. Две офисные работницы потягивают мартини с добавкой чего-то розового; пять маклеров или брокеров смотрят какой-то матч в телевизоре, висящем над ними, и стучат по стойке пивными кружками и кулаками; несколько технарей обоего пола, примерно тридцатилетних, которые горбятся даже в подпитии; наконец, ухоженная пара лет тридцати с небольшим. Мужчина явно перебрал, женщина раздражена и чуть испугана. Они сидели ближе всех к Рейчел – на четыре места правее нее. Вдруг две ножки одного из табуретов приподнялись в воздух, и он едва не стукнулся о два других.
– О господи, хватит уже, – произнесла женщина с тем же испугом и раздражением, которые читались в ее глазах.
– Успокойся на хрен, грязная долбаная сука, – откликнулся ее кавалер и поправил табурет.
Рейчел случайно встретилась взглядом с ним, затем с его подругой, и все сделали вид, что ничего не произошло.
Она допила водку и подумала, что зря приперлась сюда. Страх перед людьми, которые наблюдали ее срыв в шестичасовых новостях, заставил ее забыть о страхе перед людьми вообще, о постоянно крепчающей фобии, размах которой она только начала осознавать. После суда надо было сразу возвращаться домой. Что занесло ее в этот бар? О господи. Воробей забил крыльями. Пока еще не слишком судорожно и не слишком яростно, нет – но все сильнее и сильнее. Сердце Рейчел словно болталось в груди, подвешенное на кровеносных тросах. Глаза всех посетителей обратились на нее, и сзади кто-то явственно прошептал: