- Никаких припустим! - строго сказал Глеб. – Поспешим - людей насмешим. На дорогу не выходим. Перебежками по буеракам с постоянным осмотром местности. Подниматься только по команде. Пошли!..

Четверо запетляли змейками, прыжками, одолевали канавы, потом укрывались в ямках, следили за местностью пока бежали другие - хуже нет, маячить на юру. Две-трети поля осталось за спиной. От взопревшего комбинезона несло, как будто семеро в нем уже сдохли.

Отдалялясь дорога на северной стороне поля, ещё одна тянулась справа, изрытая до крайности, пригодна лишь для транспорта особой мощности, она терялась в лесу, добраться до которого спешил Шубин. Если интуиция не подводила - половину пути до своего расположения можно было пройти по этой чаще, не особенно рискуя.

Коля Савенко первым обнаружил как из леса выбирается грузовик, набитый солдатней.

- Ложись, фрицы! - истошно заорал Николай, благо немцы, за рёвом собственного мотора, не могли его услышать.

Разведчики повалились как бежали, остальные даже подняться не успели. Друбич напоролся животом на вросший в землю остроугольный камень, но особо не пострадал - спасла многослойная одежда, но боль была адская. Парень задыхался, лихорадочно себя ощупывал.

- Замри!.. - прошипел Глеб. - Ты живой?

- Не знаю товарищей лейтенант. Рока не ощупаю, не пойму. Да что же за гадство такое.

- Замри говорю!.. А то немцы тебе живо лекарства выпишут.

Ситуация усложнилась - до дороги было тридцать метров, группу разбросало за жалкими пучками травы, в ямах и трещинах, где укрыться мог разве что суслик, за недоразвитыми бугорками, а фактически все лежали на открытом месте. От умения и хладнокровия зависела теперь жизнь всей команды. Учиться на ошибках было расточительным удовольствием.

Друбич накрыл собой автомат, превратился в бугорок, из под которого поблёскивали глаза, боль в животе ещё не унялась, но боец терпел.

Дробный рёв мотора накрыл округу - мощности грузовику хватало, чтобы справляться с неудобной Российской дорогой.

Трёхтонная махина медленно переваливала через бугры, повизгивала губная гармошка - невероятно источник раздражения для русского уха. Стволы пулемётов торчали в небо, солдаты в кузове сидели плечом к плечу, на касках поблёскивали эмблемы со спаренными молниям.

«Подразделения усиления СС, - мысленно подметил Шубин. - Какого дьявола им тут надо? Помогают своим из вермахта? Осуществляют зачистку прифронтовой полосы от вредного гражданского элемента?»

Лица под касками особой живостью не отличались - кто то дремал; другие равнодушно смотрели перед собой - любителями российских пейзажей эти вояки явно не являлись, и в опасность в собственном тылу не верили.

В кабине зевал гауптштурмфюрер в лихо задранной фуражке, украшенный человеческим черепом.

«Это не облава, - сделал новую зарубку Глеб. - Иначе не спали бы на ходу. А лес-то по курсу получается не такой уж безопасный, не настал ещё их час».

Грузовик с солдатами проволокся мимо, скрепя бортами. Возмущался в кабине водитель: «Где дороги, доннер-веттер? Как русские тут жили? Почему приходу Великой Германской армии не построили нормальные дороги?». Невозмутимо покачивались стальные солдатские шлемы.